Он поджал губы.
– Когда мы поженимся, твоя сестра станет моей сестрой, и моей подопечной тоже. Ты и так достаточно долго тянула лямку в одиночку.
Вероника подавила всхлип. Как мог он быть таким добрым и одновременно столь жестоким?
– Ты думала о том, чтобы уйти с работы и посидеть с Эроном дома? – спросил он.
Вероника хотела бы посвящать ребенку все свое время, но не могла себе такого позволить. Она понимала, что на следующий год Дженни вернется в школу и надо будет искать Эрону няньку. Перспектива эта ее не слишком вдохновляла, но деваться все равно некуда. Вероника в ответ только пожала плечами.
– Если ты хочешь работать, я не буду возражать. Но при желании сможешь работать полдня или вообще остаться дома. После декретного отпуска Изабел вышла на работу на полдня. И ей, похоже, нравится такой график.
С каждым словом Маркуса перспектива брака с ним все более прояснялась.
Он взял из ее онемевших пальцев голубой плед и внимательно на него посмотрел.
– Красивая вещь. Моей маме нравилось шить лоскутные одеяла. Я до сих пор застилаю кровать одеялом, которое она сшила мне на выпускной.
Вспомнив нарядное изделие в деревенском стиле, выполненное в красновато-коричнево-желтой осенней гамме, что она видела в его спальне в Портленде, Вероника подумала, что мать у Маркуса – настоящая мастерица. Такое одеяло могло бы завоевать первый приз на конкурсе местных талантов и пойти с аукциона за несколько сотен долларов.
И несмотря на все противоречивые и болезненные детские впечатления, Маркус был сильно привязан к матери, если продолжал застилать кровать подаренным ею одеялом.
Вероника кивнула:
– Я вяжу этот плед для новой кровати Эрона – когда он вырастет из колыбельки.
Впервые за вечер Маркус тепло ей улыбнулся.
– Пройдет еще время, пока он выберется из своей кроватки, верно?
Она улыбнулась и почувствовала, как то ужасное напряжение, что держало ее в тисках весь вечер, уходит.
– Да, но и мне потребуется немало времени, чтобы его закончить. Я работаю над ним только урывками.
– Я не хочу быть отцом урывками, Ронни. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
Она покачала головой. Она не отказывала ему, она была беспомощна в своей растерянности.
Маркус просил ее. Он сказал «пожалуйста». Маркус, который заявил ей в тот самый первый день, когда они легли вместе в постель, чтобы она не путала секс с более нежными чувствами. И этот самый Маркус хотел создать с ней семью, и она не знала, найдет ли в себе мужество ему отказать.
– Мне надо подумать. – Когда она увидела, что он готов привести еще аргументы в пользу своего предложения, она лишь добавила: – Пожалуйста.
– Когда ты станешь думать о том, выходить тебе за меня или нет, подумай об этом.
Он отшвырнул незаконченное одеяло, положил свои широкие ладони ей на талию и одним движением усадил к себе на колени.
Он страстно прижался губами к ее губам, и все мысли о сопротивлении улетучились из ее сознания, как стайка птиц, летящих на юг в преддверии зимы. Она чувствовала в его поцелуе мужской голод и остатки гнева. Она уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя.
Она не хотела целоваться с ним, пока он все еще был на нее зол.
Но когда кончик его языка раздвинул ее губы, ей уже ничего так не хотелось, как впустить его в себя. Вместо того чтобы его оттолкнуть, она вцепилась в его рубашку, и тогда гнев ее превратился в нечто куда более опасное – в страсть.
Грудь ее ныла, и восставшие соски грозили проткнуть шелковистые оковы бюстгальтера. Она терлась об него, она хотела его ласки, нуждалась в ней. Тихо застонав, он, угадав ее желание, принялся расстегивать пуговицы на ее блузке. |