У нее пересохло в горле.
– Нет? Что они хотят тогда?
– Они думают, они говорят, мы слишком молоды.
– Это правда. Мы молоды. – Она говорила уверенно. – А что насчет… мы можем назвать это маленьким осложнением? Или это неважно?
Теперь он повернулся к ней. В сером полумраке она смогла разглядеть беспомощное выражение на его лице.
– Дженни, не надо иронии. Ты не представляешь, что мне пришлось вынести.
Она мгновенно смягчилась, почувствовав его настроение.
– Извини меня. Но как с этим? Что нам делать?
– Они считают, тебе следует… избавиться от этого. Я объяснял, как ты относишься к этому, но ты знаешь, в этом есть смысл, Дженни. Я думаю, так лучше. Они убедили меня. В этом действительно есть смысл.
– Они убедили тебя, – повторила она. – Они думают, в этом есть смысл. В то время как это касается только меня. Какое отношение они, или ты, имеют ко мне, к моему телу?
– Дженни, дорогая, послушай. Ты даже не можешь представить, на что это было похоже. Такая ярость. У меня ушло два дня только на то, чтобы заставить их перестать ругать нас и поговорить. Мама была вся в слезах. Я никогда не видел ее такой, разве что, когда умерла ее собственная мать. – И он снова повторил: – Ты не можешь себе представить.
– О, да, я могу представить, но что от этого меняется? Они указывают мне, что делать с моим собственным телом. – Она начала плакать. – Питер, я говорила тебе, я не могу заставить себя сделать это. Я не хочу ребенка, я не люблю его, но я сказала тебе – и я говорю тебе это опять – я не смогу убить его.
– Но подумай! Через несколько лет мы поженимся, и у нас будет столько детей, сколько ты захочешь. Ты же хочешь закончить колледж и поступить на юридический факультет? Где же взять столько денег, если мы поженимся сейчас?
– Ты же говорил, что они богатые, и они помогут. Ты говорил так.
– Да, я думал так. Но я не могу вытягивать у них то, что они не хотят давать, понимаешь?
Он опустил голову на руль.
– О, Боже! – простонал он. Затем он снова повернулся к ней. – Мой отец хочет дать тебе все, что пожелаешь, чтобы все прошло благополучно. И даже больше. Все, что ты хочешь, – сказал он. Совершишь путешествие в Европу, Рим, Париж. Накупишь вещей. Отдохнешь сама и все обдумаешь. Он даст тебе столько, сколько ты захочешь.
Дженни охватила такая ярость, какую ей еще не доводилось испытывать. Ее просто трясло от злости, она чувствовала, что может даже убить. И она ударила кулаком по щитку.
– Он думает, кто я? Проститутка, с которой можно расплатиться поездкой в Европу? Ты понимаешь, что ты говоришь? Он предлагает мне какие-то каникулы, когда я прошу любви, помощи, участия…
– Дженни! У тебя есть любовь! Я люблю тебя, ты же знаешь это. Как ты можешь так говорить?
– Как можешь ты, неужели они убедили тебя тоже? Я – проститутка и для тебя тоже?
– Не произноси это слово. Оно грязное, отвратительное.
– Не указывай мне, какие слова выбирать! Я буду говорить то, что хочу. Я могу сейчас сказать тебе, что там произошло. Я даже слышу все и вижу так ясно, как будто стояла там за дверью. Твоя мать – это ледышка… Ты думаешь, я не знаю, чего она хочет? Девушку, как та воображала – как там ее зовут? Анна Рут или Рут Анна или как-нибудь еще? «Наша дружба передается из поколения в поколение, ты знаешь. И разве не чудесно было бы, если молодые люди обручатся? Тайная любовь – мы никогда и не догадывались». Да, все было бы совершенно по-другому, если бы я была мисс Старинного Рода, вместо Мисс Никто. |