|
Его мысли возвращались из странствий, узнавая по ним путь, словно это были маяки, указывающие направление кораблям, которые плывут домой с другого края света. Викарию захотелось узнать, как мелодия действует на других людей; неужели ее странное звучание, которое, по-видимому, было известно в деревне еще до его приезда, уже никого не удивляет; неужели люди с более простым складом ума, чем у него, легче сопротивляются ей, или люди, которые ближе к природе, даже к язычеству, отвечают на ее колдовство с еще большей готовностью, чем он? Ему вспомнились деревенские девушки, которые вечером шли на ее зов.
Однако все его размышления ни к чему не привели. На Волде было тихо, и понемногу Анрел вернулся к единственному источнику своего покоя, то есть к мысли о том, что он передал дело в руки епископа, который куда проницательнее, образованнее и опытнее, ибо у него на руках дела сотен приходов, он знает Лондон и (с чего бы это припомнилось викарию?) Атенеум-клуб, так что он может шире взглянуть на происходящее в Волдинге и по-мудрому во всем разобраться. Так как у викария вновь появилась надежда на то, что письмо придет с утренней почтой, то он отправился ужинать, а потом – спать. Так и случилось: наступило яркое солнечное утро, и в дом викария было доставлено письмо епископа. Оно лежало рядом с тарелкой, куда его положила Марион, и на конверте викарий узнал знакомый почерк. Миссис Анрел вопросительно посмотрела на мужа. – Это оно, – сказал викарий. – Я рада. Она тоже надеялась на незамедлительную помощь. Анрел не стал читать письмо вслух. Епископ писал:
Дворец, Сничестер, 12 июня Дорогой мистер Анрел, Вы были совершенно правы, написав мне, и надеюсь, так всегда будут поступать священники в моей епархии, оказавшись в затруднительном или неприятном положении. Я понимаю Ваши чувства и искренне сочувствую Вам. Мне было известно, что волдингский приход не из легких и не всегда быстро подчиняется узде, что нашло подтверждение в Вашем послании, хотя изложенные в нем факты как будто далеки от этой темы. Я осознаю, что почти всем священникам в моей епархии приходится слишком много работать. Скажем прямо, не одну неделю и даже не год, да и пожаловаться-то невозможно; очень долго, год за годом, с редким отдыхом, причем, и трудностей у нас больше, чем у служителей других конфессий, особенно в нашей епархии. Правда, у нас тоже есть священники, которым приходится полегче, но есть и другие, с приходами труднее Вашего. Принимая во внимание особую сложность работы в Волдинге и то, что у Вас уже давно не было отпуска, я категорически настаиваю хотя бы на недельном отдыхе (давно положенном). Знающий человек рассказал мне о бодрящем воздухе Брайтона, который он особенно порекомендовал для Вас, считая, что там Вы быстро забудете о последствиях Вашей чрезмерной работы. Я лично прослежу, чтобы обе службы в то воскресенье, когда Вас не будет в Волдинге, прошли своим чередом, но настоятельно рекомендую Вам не возвращаться, пока Вы не почувствуете себя в состоянии справиться с делами. Позволю себе дать Вам совет: не думать о приходе во время Вашего короткого отдыха (конечно же, вместе с миссис Анрел), ибо в Ваше отсутствие я лично займусь Волдингом. Мой капеллан напишет Вам, где Вы сможете остановиться в Брайтоне, чтобы в полной мере насладиться покоем. Искренне Ваш А. М. Вилденстоун Дочитав письмо до конца, Анрел перечитал его еще раз. Только после этого он поднял голову. – Что он пишет, дорогой? – спросила миссис Анрел. – Он пишет… Голос изменил викарию, и он замолчал, тупо уставившись на письмо, так что миссис Анрел пришлось подойти к нему и самой прочитать послание епископа. Ни голосом, ни выражением лица не выдав своего разочарования, она воскликнула: – Смотри-ка! Он предлагает нам отпуск. |
