У девочки были ловкие руки, и за сутки они вдвоем могли сшить новое платье или рубашку, привести в порядок офицерский мундир.
Азалия часто разговаривала с девочкой, любуясь ее бархатными глазами с длинными черными ресницами. Если приближался мужчина, девочка всегда закрывала лицо сари, однако полковник, несмотря на свое беспробудное пьянство, видимо, разглядел нежный овал личика и округлости фигуры, которые не могла скрыть мягкая ткань.
Дерек Осмунд направился к бунгало полковника. Крики усилились, затем раздался гневный голос полковника, пронзительный вскрик. И наступила тишина.
Лишь впоследствии Азалия смогла воссоздать картину случившегося.
Отец увидел полураздетую дочку портного, стонущую под градом ударов, наносимых полковником.
Такова была обычная прелюдия перед актом насилия; все младшие офицеры знали, что полковник удовлетворял таким образом свои низменные желания.
— Какого дьявола тебе здесь нужно? — взревел полковник, увидев Дерека Осмунда.
— Сэр, вы не должны так обращаться с девушкой!
— Ты много себе позволяешь, Осмунд!
— Я просто хочу вам сказать, сэр, что ваше поведение предосудительно, негуманно и являет собой дурной пример для подчиненных.
Полковник в ярости сверкнул глазами.
— Убирайся из моего жилища и не лезь не в свои дела! — зарычал он.
— Это мое дело, — ответил Дерек Осмунд. — Долг всякого порядочного человека защитить слабого.
В ответ полковник лишь захохотал:
— Катись к чертям! Впрочем, если тебе интересно посмотреть, то можешь остаться.
Он крепче сжал в руке трость, схватил несчастную за волосы и швырнул на колени.
Ее спина уже вся покрылась вспухшими рубцами от полученных ударов, и, когда трость опустилась еще раз, она закричала. Крик был слабым, девушка уже теряла силы.
И тогда Дерек Осмунд размахнулся. Его кулак врезался в подбородок полковника, и тот, плохо державшийся на ногах после выпитого за обедом джина, упал навзничь и ударился затылком о железную ножку кровати.
Молодому и крепкому организму это падение не принесло бы особого вреда и, уж конечно, не могло быть роковым. Но полковой хирург, вскоре после этого явившийся в бунгало, констатировал смерть.
Что случилось потом, Азалия знала весьма смутно. Хирург привез сэра Фредерика, случайно оказавшегося неподалеку в гостях у губернатора провинции. Сэр Фредерик взял дело в свои руки, переговорил с братом наедине.
Домой Дерек Осмунд уже не вернулся. На следующее утро его нашли мертвым за пределами лагеря, и Азалии было сказано, что отец погиб на охоте, преследуя какого-то зверя.
Девушка понимала, что отцу грозил военный трибунал, и именно это подтолкнуло его к самоубийству. Дело решили замять, и официально полковой хирург заявил, что он уже не раз предупреждал полковника о плохом состоянии его сердца и что на этот раз физические усилия оказались для него фатальными.
За исключением сэра Фредерика, полкового хирурга и одного из старших офицеров подробности случившегося не знал больше ни один человек, если не считать, разумеется, Азалии.
— Безответственное поведение твоего отца едва не навлекло позор на наш род, на полк, в котором он служил, и на всю империю, — сказал тогда генерал. — Вот почему, Азалия, ты не должна говорить об этом никогда и никому. Надеюсь, тебе это ясно?
Вместо ответа последовало молчание. Наконец Азалия еле слышно произнесла:
— Конечно, я не скажу об этом никому из посторонних. Но ведь когда-нибудь я выйду замуж, и мой муж захочет знать всю правду.
— Ты никогда не выйдешь замуж.
В словах генерала прозвучала ледяная уверенность.
Азалия взглянула на дядю, широко раскрыв от изумления глаза. |