Изменить размер шрифта - +
Интересно, это ему кажется или свет в окнах действительно становится ярче?

Не к добру все это. Ох, не к добру.

Осторожно, шаг за шагом, он пересек Добельнсгатан и рухнул в тени каштанов кладбища св. Юханнеса. Идти дальше не было сил. Перед глазами все плыло, а в ушах жужжало, словно в кроне ветвей над ним вился пчелиный рой. Давление продолжало расти, голову сжимали невидимые тиски, как будто он вдруг оказался глубоко под водой. Из распахнутых окон доносились крики.

Ну вот и все. Конец.

Боль была нечеловеческой — подумать только, такой маленький череп — и столько боли. Еще чуть-чуть, и голова его лопнет, разорвавшись на тысячу кусков. Свет в окнах становился все ярче, тени каштановых листьев рисовали на его груди затейливые узоры. Хеннинг запрокинул лицо к небу и замер в ожидании неминуемого взрыва.

Дзынь!

И все прошло.

Будто кто-то дернул рубильник. Раз — и все.

Головную боль как рукой сняло, пчелиное жужжание стихло. Все встало на свои места. Хеннинг открыл рот, пытаясь выдавить из себя хоть звук, может, даже молитву, но от долгого напряжения у него свело скулы.

Тишина. Темнота. Точка в небе, падающая вниз. Хеннинг заметил ее, лишь когда маленькая завитушка очутилась в миллиметре от его лица. Насекомое?.. Хеннинг вздохнул, наслаждаясь запахом сухой земли. Под затылком было что-то твердое и прохладное, и он слегка повернул голову, чтобы остудить щеку.

Мраморная плита. Он почувствовал щекой неровности камня. Буквы. Приподняв голову, он прочитал:

 

Карл

4.12.1918—18.7.1987

Грета

16.9.1925—16.6.2002

 

И дальше еще несколько имен. Семейный склеп. Карл, значит, муж, а Грета — сначала жена, потом вдова. Пятнадцать лет одиночества. Все ясно. Хеннинг представил себе маленькую седовласую старушку — вот она выползает из дома, опираясь на ходунок, а вот уже родные и близкие делят имущество после ее кончины.

Краем глаза он заметил какое-то движение и покосился на плиту. Гусеница. Белая, как сигаретный фильтр. Она так отчаянно извивалась на черном мраморе, что Хеннингу стало ее жаль, и он подтолкнул ее пальцем, чтобы стряхнуть в траву. Но гусеница осталась лежать на камне плиты.

Это еще что такое?..

Хеннинг присмотрелся и снова пошевелил ее пальцем. Она будто вросла в мрамор. Хеннинг достал из кармана брюк зажигалку, посветил. Гусеница уменьшалась на глазах. Хеннинг чуть ли не носом уткнулся в плиту, слегка подпалив волосы огнем зажигалки. Нет, гусеница не уменьшалась, она ввинчивалась в камень, и теперь на поверхности оставался лишь маленький хвостик.

Да нет, не может быть...

Хеннинг постучал костяшками по плите — мрамор как мрамор. Монолит, денег не пожалели. Он хмыкнул, произнес вслух:

— Э, ты куда? Эй, малявка?

Но гусеница уже почти целиком исчезла в камне. Последний виток — и прямо на глазах Хеннинга она пропала из вида. Хеннинг потрогал пальцем место, где еще секунду назад извивалась гусеница. Ни отверстия, ни трещины. Была — и нет.

Хеннинг одобрительно похлопал ладонью по плите:

— Вот молодец! Чисто сработано! — И он отправился допивать вино на каменных ступенях часовни.

Он был единственным, кто это видел.

 

 

13 августа За что?

 

Тихо, тихо бредут

Мертвые к своим жилищам.

УЛ. СВАРВАРГАТАН, 16.03

 

Смерть...

Давид перевел взгляд с письменного стола на «Супермаркет леди» — репродукцию виниловой скульптуры Дуэйна Хэнсона.

Грузная тетка в розовой майке и синей юбке толкает перед собой тележку. В волосах бигуди, в уголке рта — сигарета. Стоптанные туфли на отечных ногах. Фиолетовые пятна на обнаженных предплечьях — синяки. Наверное, муж бьет.

И битком набитая тележка.

Банки, пакеты, коробки.

Быстрый переход