Когда я открыл дверцу машины, мексиканец наклонился вперед и громко испустил ветры. С его стороны дома по двору бегало трое босоногих ребятишек, перепрыгивавших через битое стекло, винные бутылки, банки от пива и булыжники. Коротконогая бочкообразная мексиканка в поношенном халате выглянула из входной двери. Я поздоровался с ней, но она только ругнулась в ответ.

Как могло случиться, что мы оказались в этой дыре, да еще с такими соседями? Ведь наш отец — самый умный человек в мире!

— Это что, ошибка? — спросила папу Лонни.

— К сожалению, нет, — негромко ответил он, не поднимая головы.

Мама вытащила из багажника коробку с посудой.

— Бывало, что мы жили в убогих местах, но это — самое убогое.

— Ты виновата, что мы здесь оказались! — закричал в ответ отец.

Мама побежала к входной двери, но споткнулась о покосившееся деревянное крыльцо. Пластмассовые миски, чашки и тарелки попадали в грязь. Мы с Сэмом бросились их подбирать и занесли на кухню. Когда мы ставили перепачканную посуду на столешницу из сколотой плитки, Сэм вдруг вскрикнул и отскочил: в ржавой раковине кишели тараканы.

На полу в гостиной валялись бутылки из-под виски и пивные банки. Лонни, пробираясь в кухню через весь этот мусор, взвизгнула:

— Я наступила на мышь!

Салли с криком выбежала за дверь.

Окно в гостиной было разбито и заклеено от угла до угла липкой лентой, на которой держались осколки стекла. Большие темные пятна усеивали стены, и всюду витал отвратительный запах мочи. Я пробовал зажимать нос, но это не помогло.

Мы с Сэмом вышли обратно во двор за остальными коробками, и нам пришлось перешагивать через пьяницу, свалившегося замертво прямо посреди нашего участка. Еще один пьяный расстегнул ширинку и стал мочиться в канаву у нас на глазах.

— Папа, прогони его! — крикнул Сэм, швыряя в парня камнем. Камень срикошетил от стены и попал ему в спину, но тот ничего не заметил.

— По крайней мере, он хоть понимает, что делает, — ответил отец с принужденным смешком. — Оставь его в покое.

Когда мы закончили разгружаться, я встал возле машины и окинул взглядом улицу. Там был ломбард, рынок, контора букмекера, еще один винный магазин и свалка с остовами грузовиков, обломками цемента, банками и бутылками из-под спиртного. Наш квартал представлял собой одну гигантскую помойку.

— Рай для идиотов, — бросил отец, вышедший следом за мной.

Лонни взялась за уборку, а мама села на диван, зажав голову руками. Мы с Сэмом обещали, что поможем позже, потому что сначала хотим осмотреться. Выйдя на трассу 66, мы двинулись по ней вдоль торговых палаток, ресторанов, заправок и баров, радуясь тому, что ускользнули из дому.

— С расстояния двухсот миль все навахо съезжаются в Гэллап, чтобы продавать, покупать и наливаться огненной водой, — сказал нам отец. — Чероки живут совсем по-другому. У них есть уважение к себе.

Он покачал головой.

— В резервациях индейцам запрещено пить. А в этом городе виски хватит, чтобы всех их утопить с головой. Половина Америки едет по трассе 66 из Иллинойса в Калифорнию, чтобы полюбоваться на настоящих индейцев.

На улицах было полным-полно навахо. Мужчины бродили бесцельно, время от времени останавливаясь помочиться прямо на проезжей части. Иногда они поднимали головы и просили у трезвых прохожих немного денег. Дети с мамашами тоже слонялись туда-сюда, не обращая внимания на грузовики, вилявшие из одного ряда в другой через сплошную разметку. На тротуарах нам с Сэмом приходилось лавировать между спящими пьянчугами — вроде того, что валялся у нас на дворе.

Через пару дней я уже развозил газету — «Гэллап Индепендент».