Ноги мои заскользили, и я смутно осознал, что падаю в наполненный водой ров. Кто-то вытащил меня из воды и поволок к дальней стороне рва. Там я встал, но упал снова.

Король. Король. Его нужно было защищать, а он находился во рву, когда я в последний раз его видел, а ведь Альфред не воин. Он был храбрым, но не любил резни так, как ее любят настоящие воины.

Я снова попытался встать, и на этот раз мне это удалось, но кровь хлюпала в моем правом сапоге и перелилась через край, когда я перенес вес на эту ногу. Дно рва было устлано мертвыми и умирающими людьми, наполовину затопленными водой; живые бежали оттуда, и датчане над нами смеялись.

— Ко мне! — закричал я.

Нужно было сделать еще одно, последнее усилие.

Стеапа и Пирлиг оказались рядом, и Эадрик тоже был тут, а у меня кружилась голова, звенело в ушах и рука ослабела. Но мы должны были сделать это последнее усилие.

— Где король? — спросил я.

— Я вышвырнул его из рва, — ответил Пирлиг.

— Он в безопасности?

— Я сказал священникам, чтобы они его держали. Сказал, чтобы стукнули его, если он снова попытается туда пойти.

— Еще одна атака, — проговорил я.

Я не хотел атаковать. Я не хотел перебираться через тела во рву и пытаться взобраться на этот невозможный откос. Я знал, что это будет глупо, знал, что, скорее всего, погибну, если снова туда пойду, но мы были воинами, а воина нельзя сломить. Это вопрос его доброго имени и гордости. Это безумие боя.

Я начал колотить Вздохом Змея по своему полуразвалившемуся щиту, и другие люди подхватили ритм, а датчане, которые были совсем близко, приглашали нас прийти и погибнуть. Я закричал, что мы идем.

— Господи, помоги нам, — сказал Стеапа.

— Господи, помоги нам, — эхом отозвался Пирлиг.

Я не хотел идти. Я боялся атаки, но еще сильнее боялся, что меня назовут трусом. А потому завопил своим людям, чтоб те убили ублюдков, а потом побежал, перепрыгивая через трупы во рву. На дальней стороне я поскользнулся, упал на свой щит, откатился в сторону, чтобы датчане не воткнули копье в мою незащищенную спину, и встал. Мой шлем сбился набок во время падения, так что забрало наполовину ослепило меня, и я стал поправлять его правой рукой, уже карабкаясь снова. Стеапа был рядом, и Пирлиг тоже, и я ждал первого мощного удара датчанина.

Но удара не последовало.

Я с трудом взбирался на откос со щитом над головой, в ожидании смертельного удара, но кругом стояла тишина.

Опустив щит, я подумал, что, должно быть, уже умер, потому что увидел только дождливое небо. Датчане исчезли. Только что они злорадствовали, потешаясь над нами, называя нас бабами и трусами, хвастая, что распорют нам животы и скормят воронам наши кишки, — и вот они исчезли.

Я взобрался на верх стены, увидел за ней второй ров и вторую стену — датчане карабкались на эти внутренние укрепления — и решил, что они вознамерились держать там оборону. Но вместо этого, добравшись до верха, они пропали из виду, а Пирлиг схватил меня за руку и потянул к себе.

— Они бегут! — закричал он. — Клянусь Господом, эти ублюдки бегут!

Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть шум дождя.

— Вперед! Вперед! — орал кто-то — и мы сбежали во второй затопленный водой ров, а после взобрались по его дальнему склону, который никто не оборонял.

И тогда я увидел, что люди Осрика, те самые, из фирда Вилтунскира, побежденного в начале боя, ухитрились перебраться через стены форта.