Держи карман шире. Этот банк был уже четвертым. И везде был один ответ. — Да уж, конечно. — Он был у выхода, когда увидел на стене диплом в рамке и обернулся. — Рутгерс, — обратился он к ней. — Я вылетел из Рутгерса. У меня были дела поважнее, чем окончание колледжа. Намного важнее.
Она смотрела на него молча, с озадаченным выражением на красивом молодом лице. Тому вдруг захотелось вернуться, сесть напротив нее и все рассказать. У нее было лицо человека, способного понимать другого, по крайней мере, для банкира.
— Не обращайте внимания, — сказал он.
Обратный путь до машины показался долгим.
Время шло к полночи, когда Джой нашел его. Том стоял, облокотившись на поржавевшие перила, и смотрел на залитые лунным светом воды пролива Килл-ван-Кулл. Парк находился через дорогу от дома и района, где он вырос. Еще в детстве он любил уединяться здесь, у черной, как нефть, воды, и смотреть на огни Стейтен Айленда, наблюдать за большими танкерами, проплывающими в ночи. Джой знал об этом — они были друзьями еще с начальной школы, разные, как день и ночь, но братья по всему, кроме имен.
Том услышал шаги и обернулся через плечо, но, увидев, что это Джой, повернулся обратно. Джой подошел и встал рядом, сложив руки на перилах.
— Ты не получил кредит, — констатировал Джой.
— Нет, — подтвердил Том. — Все та же старая история.
— Чтоб им пусто было.
— Нет, — возразил Том. — Они правы. У меня слишком большой долг.
— Ты в порядке, Тадз? — спросил Джой. — Давно здесь стоишь?
— Не очень, — ответил Том. — Мне нужно было подумать.
— Не нравится мне, когда ты такой.
Том улыбнулся:
— Да, я знаю. — Он отвернулся от воды. — Я прогорел на своих чипах, Джой.
— Черт, что это значит?
Том, казалось, не слышал вопроса.
— Мне жаль последнего челнока. На нем были инфракрасные приборы, линзы масштабирования, четыре больших монитора и двадцать маленьких, лентопротяжное устройство, графический эквалайзер, холодильник, все работало на дистанционке, все автоматизировано, все самое современное. Четыре года я работал над материнской платой, в выходные, ночами, тратил отпуск — тебе-то известно. Я вложил в это дело каждый цент. И что в итоге? Я отлетал пять месяцев, и эти тупые задницы, родственнички Тахиона, просто швыряют челнок за борт, как мусор.
— Ну и забей на них, — предложил Джой. — У тебя есть еще старые челноки на свалке, воспользуйся одним из них.
Сделав усилие, Том ответил сдержанно:
— Челнок, который Такизианцы вышвырнули как балласт, был пятым, — пояснил он. — Когда я потерял его, то перешел на четвертый. Это его спалили напалмом. Хочешь полюбоваться на его остатки, пойди и купи экземпляр «Тузов» — там убойная картинка. Мы «раскулачили» второй и третий на все полезные запчасти. Теперь остался только первый в более или менее исправном состоянии.
— Ну и?
— Что, ну и? Он проводной, Джой, не на платах, проводка двадцатилетней давности. Устаревшие камеры с ограниченной способностью сопровождения цели, мертвые зоны, приборы с черно-белым изображением, вакуумные лампы, чертов газовый нагреватель, худшая система вентиляции из всех, что ты знал. До сих пор не пойму, как я доперся на нем в Джокертаун в прошлом сентябре, но я был в полном ступоре после аварии, иначе никогда бы не ввязался в дельце для законченных дебилов.
— Мы могли бы маленько его отладить.
— Забудь, — сказал Том, вложив в ответ больше ярости, чем чувствовал на самом деле. |