Том проснулся, судорожно вдохнув. Крик так и застрял у него в горле.

В первый момент пробуждения сквозь помутившееся сознание он услышал слабый звон разбитого стекла, падающего с оконной рамы и рассыпающегося по полу спальни. Он закрыл глаза и постарался успокоиться. Сердце билось, как птица в сетке, майка прилипла к телу. Это только сон, говорил он себе, но все еще чувствовал, как падает, ослепший и беспомощный, запертый в гробу из пылающей стали, а воды реки смыкаются над ним. Это только сон, повторил он. Ведь ему повезло, что-то взорвало челнок, и он выбрался. Все закончилось, он жив и здоров. Он глубоко вздохнул и начал считать до десяти. На счете семь дрожь унялась, и он открыл глаза.

Постелью ему служил матрас, лежащий на полу пустой комнаты. Том сел, запутавшись в простыне. Перья из разорванной подушки плавали в лучах солнечного света, пробивавшегося сквозь разбитое окно, и медленно оседали на пол. Будильник, купленный на прошлой неделе, валялся посреди комнаты, отскочив от стены. Цифры беспорядочно мигали красным на его светодиодном дисплее, а затем совсем погасли. Стены салатного цвета были абсолютно голыми, и по ним разбегались паутины все больше расползающихся трещин. Кусок штукатурки отвалился и упал с потолка. Том поморщился, освободился от простыни и поднялся.

В одну из таких ночей его гребаное подсознание обрушит весь дом. Он представил, что об этом думают его соседи. Он уже пустил на растопку большую часть мебели из спальни, а гипсокартонные стены не могли поддержать систему жизнеобеспечения. И снова он в пролете.

В ванной Том бросил промокшее нижнее белье в корзину и пристально посмотрел на себя в зеркало над умывальником. Он подумал, что выглядит на десять лет старше своего возраста. Ничего удивительного, если в течение двух месяцев тебя непрерывно мучают ночные кошмары.

Он забрался под душ и задернул штору. Полураскисший брусок мыла Safeguard покоился в мыльнице, наполнявшейся водой. Том сосредоточился. Мыло всплывало, пока не скользнуло ему в руку. Оно было неприятно склизкое. Хмурясь, он мысленно с силой повернул кран холодной воды и поморщился, когда ледяная струя окатила его. Он поспешно схватил рукой кран горячей воды, повернул его и поежился от облегчения, когда вода стала теплее.

Том отметил, пока намыливался, что навыки улучшались. Уже больше двадцати лет, как Черепаха почти полностью атрофировал его телекинетические способности, за исключением того времени, когда он был замкнут в пространстве челнока. Но доктор Тахион помог ему понять, что заблокирована психика, а не физические процессы. С тех пор он работал над собой и достиг той формы, когда бруски мыла и краны холодной воды вели себя как паиньки.

Том подставил голову под душ и улыбнулся теплым струям, стекавшим вокруг него и смывавшим последние следы ночного кошмара. Плохо, что его подсознание не осознает предела; он бы чувствовал себя куда спокойнее, ложась спать, и, вероятно, его спальня не переворачивалась бы вверх дном к моменту пробуждения. Но когда приходили кошмары, он был Черепахой, ослабевшим, с помутившимся сознанием, почти ушедшим под воду и все-таки Великим и Ужасным Черепахой, способным сбрасывать с путей локомотивы и крушить танки силой разума.

Последний великий Черепаха. Вся королевская конница, вся королевская рать, вспомнил Том.

Он выключил душ и поежился от неожиданно прохладного воздуха, вышел из кабины и растерся полотенцем.