Для второй попытки Блинков-младший привязал к рукоятке мачете веревочную петлю и надел ее на руку. И рубить стал не сверху вниз, а наискосок. Дело пошло, хотя деревце все равно пружинило. При каждом ударе мачете вздрагивали над водой самые дальние ветки, на первый взгляд, не связанные с деревцем. Оно было ключевым в заломе, как самая нижняя из большой стопки тарелок. А что будет, если выдернуть самую нижнюю тарелку из стопки?

И вот когда Блинков-младший перерубил деревце, залом сдвинулся, заколыхался, и все ветки, все коряги и кусты поплыли вниз по течению, толкаясь, цепляясь и перемешиваясь, как борщ в скороварке. Лодку потащило вместе со всеми этими дровами прямо на Блинкова-младшего. Он успел подпрыгнуть и схватиться за обрывок причальной веревки. Справа и слева из воды опасно торчали расщепленные сучья, они цеплялись за одежду, а руки у Блинкова-младшего были заняты, и он мог только отбрыкиваться. Верная Ирка пыталась за шиворот втащить его в лодку, он и сам подтягивался по веревке, чувствуя, как острые сучья рвут на нем джинсы и впиваются в ноги.

Блинков-младший не сразу понял, что это не сучья. Это приплыли пираньи.

Почти все рыбы боятся шума, а пираньи плывут на шум. Слишком они глупые и слишком их много, чтобы кого-нибудь бояться. Пираньи налетают целыми тучами, как комары, только они в тысячу раз опаснее. И воевать с ними так же бесполезно, как воевать с комарами. Хоть динамитом их глуши – оставшиеся в живых сожрут погибших, и стая от этого не особенно уменьшится.

Чем сильнее Блинков-младший бил ногами по воде, тем больше пираний приплывало на шум. Пираньи нападают на все, что движется, – и они напали на блинковские ноги. Первой в разведку боем кинулась мелкая рыбья шпана и стала терзать самодельные доспехи из палок и обрывков сети. На глазах у Блинкова-младшего одна пиранья вгрызлась в штанину с головой. Он кожей чувствовал, как она там бьется и крошит зубами палку. Держась одной рукой за веревку, он изловчился и выдернул негодяйку за хвост. Осатаневшая пиранья впилась ему в палец, повиснув, как бульдожка. Блинков-младший бил ее о борт лодки и чувствовал, как другие пираньи рвут мясо у него на ногах. Кровь попала в воду, и на этот сигнал бросилась вся стая!

Сначала пираний были десятки. Через несколько секунд их подплыли сотни. А еще через несколько секунд Блинков-младший уже сидел в лодке и смотрел, как пираньи толкутся у самой поверхности воды. Спроси его, как он сумел выскочить, – ни за что бы не ответил. С его джинсов капала розовая разбавленная кровь. Пираньи дрались из-за этих капель.

Лодку несло по течению вместе с ветками, а всякие обломки покрупнее отстали. Блинков-младший запустил мотор, водомет всосал и выплюнул за кормой с два десятка оглушенных пираний, и стая накинулась на них. Смотреть на это было противно. Блинков-младший прибавил газу.

– Остановимся, – сказала Ирка, а Блинков-младший сказал:

– Нет.

Ирка откопала в куче вещей аптечку, села у его ног и маленькими ножницами стала разрезать на нем изодранные окровавленные джинсы. – Если остановимся, эти коряги нас догонят, и может получиться новый залом, – объяснил Блинков-младший.

– Какая разница! – отмахнулась Ирка. Блинков-младший подумал, что плыть или торчать в заломе – разница очень большая. А раз так, Иркина «какая разница» – это не про залом, а про то, что, если бы они остановились и ему не надо было управлять лодкой, Ирка все равно сидела бы у его ног и бинтовала бы его раны.

Было, разумеется, больно. Ирка боялась заражения и поливала каждую рану йодом. Но и приятно было так, что передать невозможно.

– А хорошо, что нас поженили, – сказал Блинков-младший.