О. О. Капусто так растрогался, что зарядил пистолет шумовым патроном без газа и дал пальнуть самому старшему из воспитуемых.

– Никогда не целься в человека, – преподал ему первый урок Блинков-младший.

Воспитуемый двумя руками нацелил пистолет в небо и бабахнул. После этого все, в том числе стрелок, немедленно воспользовались недавно полученными навыками и расселись по горшкам.

И надо же так случиться, что в этот самый момент нагрянула Наталья Константиновна! Лицо у обычно веселой мамы Энни было каменное. Она, конечно, слышала выстрел.

Блинков-младший в жизни не встречал такого доброго до глупости человека. Скажем, комаров Наталья Константиновна не хлопала, а отгоняла и каждый вечер давала одному насосаться своей крови. Знаете, как она это объясняла? «Комарами питаются птицы, которые к тому же поедают гусениц, которые вредят лесам, которые выделяют кислород, которым дышит все живое на земле. Если перебить всех комаров, птицы вымрут от голода, гусеницы расплодятся и поедят леса, кислорода не останется и все живое на земле погибнет».

И вот эта женщина, каждый вечер спасавшая все живое на земле, молча смотрела то на Блинкова-младшего, то на воспитуемых, рассевшихся по горшкам. На О. О. Капусто она старалась не смотреть, чтобы сгоряча не наговорить ему гадостей.

– Я пошел, – сказал О. О. Капусто.

Эннина мама ответила молчаливым кивком и стала глубоко дышать через нос. Блинков-младший уже знал, что так она себя успокаивает.

– Митлий Олегови! – позвала самая младшая из воспитуемых. До «ч» в «Олеговиче» она не дотягивала, но Блинков-младший постепенно исправлял этот недостаток.

Побледнев, Наталья Константиновна кинулась к малышке и присела перед ней на корточки.

– Что ты сказала? – трагическим шепотом спросила она.

– Митлий Олегови, – четко повторила воспитуемая и после паузы добавила: – ч!

– А я кто?

– Ната, – пожала плечами воспитуемая, изумившись такому наивному вопросу.

– А он?

– Митлий Олегович!

На этот раз «ч» было похоже на «сь», зато прозвучало без паузы.

Наталья Константиновна с недоверчивым выражением на лице заглянула в горшок и задала уж вовсе странный вопрос:

– Ты сама это сделала?

– Сама, – расплывшись от гордости, закивала воспитуемая.

Наталья Константиновна привела ее в порядок и встала, подняв горшок над головой, как олимпийский кубок.

– Будешь получать пять долларов, – объявила она Блинкову-младшему. – За вчерашний день я доплачу. И объясни Ире, как ты это сделал. Я тоже послушаю.

Тут настала очередь Блинкова-младшего задавать дурацкие вопросы:

– А что я сделал?

– Он даже не понимает! – буркнула Наталья Константиновна, усаживаясь рядом с ним на траву. – В Леночкином возрасте произнести «Дмитрий Олегович» – все равно, что для тебя выучить японский язык. Она говорит простые двусложные слова: «мама», «баба», «Ната». Проситься на горшок ей пора бы научиться. Но у детей, растущих в памперсах, это проблема. Они не видят причины проситься, когда им и так сухо и хорошо.

– Она и не просилась, – пояснил Блинков-младший. – Все сели, и она села. За компанию.

– Сама? – не поверила Наталья Константиновна.