Не дожидаясь лифта, компания взлетела к Суворовым на третий этаж. Кто-то позвонил, и за дверью сразу же раздался звон бьющегося стекла.

— Тише! — крикнула Валька. — Бегу, не звоните!

Князь из вредности потянулся к звонку, но Орел и Дэ вцепились ему в руки.

Дверь открылась. У Вальки было зареванное лицо, на щеках краснели одинаковые царапины — по три на каждой, как будто она специально раскрасилась под индейца.

— Ни себе чего! — охнул Князь. — Ну вы хоть ее повязали?

— Не-а. Она в шкафу сидит. В посудном. Дзынь-тарарах! — Макака подтвердила Валькины слова звоном стекла.

— Облаву надо, — авторитетно заявил Князь. — Группу захвата. Операцию «Вихрь-антитеррор».

— Нет, с животными надо лаской, — сказала Валька, осторожно пробуя пальцем свои царапины. — Она и так перепугалась. Мы с Надькой сманивали ее, сманивали… Бананы берет, а в руки не дается.

— Откуда она взялась?

— Да какой-то Нинкин поклонник подарил.

— Наверное, обезьянка без него скучает, — предположила Ирка Синицкая. — Надо звонить ему, чтобы взял ее обратно.

Суворова безнадежно махнула рукой:

— Думаешь, Нинка его знает? У нее все время кто-нибудь торчит у подъезда: то плакат просят надписать, то подарки тащат. Нинка ничего не берет, кроме цветов, а на макаку запала. Она сама к ней в руки пошла.

— А где Нина?

— На съемках. Она из-за этого меня и вызвала — боялась Маню одну оставить.

— Ее Маня зовут?

— Этот тип сказал, что Маня. Только ей по барабану: мы с Ломакиной все клички перепробовали — не идет, и все.

Вздыхая и разглядывая в зеркало царапины, Суворова начала рассказывать о макакиных подвигах.

Пока фотомодель была дома, Зеленая Маня вела себя как ангелочек. Она обнимала Нину своими детскими ручонками, лезла целоваться и пыталась искать у нее в голове блох. (Разумеется, блох у фотомодели не было — просто так выражается обезьянья любовь.) Но едва Нина стала собираться на съемки, как в Маню вселился бес. Она почувствовала, что новая хозяйка уходит, и старалась ей помешать изо всех обезьяньих сил.

Нина отделалась порванными колготками и выскочила за дверь. Тут и началось. Макака разбила почти все, что билось, оборвала почти все, что обрывалось, и сломала многое из того, что ломалось. Остальное она изгрызла или загадила.

— Они там с Надькой, — закончила Суворова, показывая на дверь своей комнаты. — Надьку она еще терпит, а меня видеть не может. Ребята, заходите по одному. Может, кто-нибудь ей понравится?

Классные красавицы Ирки, Кузина и Синицкая, ревниво переглянулись. Наверное, каждая сравнивала себя с Ниной Су и прикидывала, сможет ли понравиться макаке.

— Я первая, — сказала Синицкая, поправляя перед зеркалом прическу.

Среди девчонок считалось, что у нее роскошные волосы, хотя Блинков-младший не замечал особой роскоши. Подумаешь, жесткие и курчавые как проволока (нужно ли говорить, что сыщик любил Кузину?).

— Погоди, я тебе апельсинчик с кухни принесу, — сказала Валька. — Бананами она уже облопалась.

Вооружившись апельсином, Синицкая изобразила на лице самую сногсшибательную из своих улыбок и пошла покорять макаку.

Восьмой «Б» приник к двери.

— Ма-аня! — слышалось оттуда.