Князь родился в 1676 г., сын князя Ивана Григорьевича Куракина и первой его супруги, урожденной княжны Одоевской. На крестинах Бориса его восприемниками были царь Федор Алексеевич и царевна Екатерина Алексеевна (одна из сестер Федора).

Борис рано потерял обоих родителей, но крестные не забывали о нем, и в 1673 г. он назначается в спальники к юному Петру. В отличие от Петра князь слаб здоровьем, часто болел, страдал «гипохондрией и меланхолией», но принимал участие в потехах молодого царя.

В 1691 г. Куракин породнился с Петром, женившись на Ксении Федоровне Лопухиной, сестре царицы Евдокии. И муж, и жена еще подростки, ему — 15 лет, ей — 14, через семь лет, родивши мужу двух детей, она умерла от чахотки. Он вступил в новый брак, также весьма многообещающий — с княжной Марией Федоровной Урусовой, дочерью боярина Федора Семеновича Урусова, племянницей царицы Агафьи Семеновны в девичестве Грушецкой, которую любил и на которой так недолго был женат царь Федор.

Но мы забежали вперед. Куракин сопровождал Петра в его Азовских походах, служил в Семеновском полку, в 1696 г. отправлен в Венецию для изучения навигации.

Венеция издавна славилась своими мореходами и галерами. Торговые и военные корабли изготавливались на стапелях ее Арсенала буквально как на конвейере. Корпус корабля проходил через несколько цехов, и в каждом из них выполняли только одну операцию: в одном — смолили, в другом — устанавливали мачты, в третьем — палубные надстройки и т. д., тут же шили паруса, а рядом пекли сухари, так что галера выходила из ворот Арсенала, снабженная всем необходимым и готовая отправиться в поход. На пике своей эффективности в начале XVI в. в Арсенале работало около 16 000 человек, которые могли производить почти один корабль каждый день и могли оборудовать, вооружить и снабдить недавно построенный камбуз стандартизированными деталями на производстве. Ничего подобного больше не встречалось до самой промышленной революции.

Галеры, гребные суда, не зависящие от ветра и не боявшиеся мелководья, идеально подходили как для берегов Средиземного моря, так и для шхер в Балтийском море. Позже Петр построит в своей новой столице галерную верфь в Новой Голландии, и шхерный флот выиграет для него Северную войну.

А пока в Венеции Куракин «учился наук математических; выучился аретьметики, геометрии теорики (т. е. теоретической. — Е. П.) 5 книг Евклидеса, геометрии практики, тригонометрии планы (т. е. на плоскости. — Е. П.), астрономии часть до навтики (относящаяся. — Е. П.), навтики, механики, фортификации офеньсивы и дифенсивы. И во свидетельство всех тех моих наук от мастера и за венецкого князя рукою и печатью свидетельствованный лист. И также некоторую часть в разговоре и читать и писать итальянского языку научась, доволен».

Куракин, не только научился читать и писать по-итальянски, но почти разучился писать по-русски. Вот что он рассказывал о своем путешествии: «В ту свою бытность был инаморат славную хорошеством одною читадинку назывался Signora Franceska Rota и так был Inamorato, что не мог ни часу без нее быти, и расстался с великою плачью и печалью, аж до сих пор из сердца моего тот amor не может выдти и, чаю, не выдет, и взял на меморию ее персону и обещал к ней опять возвратиться»[7].

Пожалуй, без словаря не разберешь. Причем для расшифровки этих строчек понадобится по меньшей мере три словаря. Один — итальянско-русский, из которого мы узнаем, что Innamorato означает «быть влюбленным», cittadino — «гражданин, горожанин» в данном случае, видимо, все же — «горожанка». «Крылатых слов латинского языка» сообщает нам, что выражение In memorio означает «на память», а еще пригодится «Большой энциклопедический словарь», который скажет, что: «Парсуна (искажение слова “персона”) — условное наименование произведений русской, белорусской и украинской портретной живописи кон.