...Леся открыла глаза. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после этого погружения в инопланетную действительность.

— Ты выглядишь не так, какими я видела твоих... сородичей, — проронила она.

— Это маскировочный костюм, — ответила Айяла. — Он имитирует внешность людей. Я предстала в нём перед тобой, чтобы ты не слишком... офигела.

У Леси вырвался смешок. Не потому что словечко было употреблено неверно, просто оно прозвучало забавно из уст эйянки.

— Мне вполне хватило Марьяны в анабиозе, телепортации и твоего звездолёта, чтобы не только офигеть, но и... — И Леся сжала губы, не дав вылететь «воробью» — более ядрёному словечку.

— Что-что? — сразу насторожилась Айяла, жадная до новых знаний.

— Пожалуй, тебе это слово знать не обязательно, — смущённо засмеялась Леся. — Оно относится к... э-э, непристойной лексике.

— Я лишь из чисто лингвистического интереса, — сделав невинные глаза, сказала эйянка. — Обещаю, что не стану его произносить.

— Это более сильный синоним, — хихикнула Леся. — Иди сюда, на ушко скажу.

Эта близость к Айяле пробуждала в ней странное чувство — будто лёгкие искорки падали и нежно таяли на коже. Её рука сама потянулась к коротким тёмным волосам эйянки, но они были искусственными — частью маскировочного костюма.

— А ты через этот костюм вообще что-то чувствуешь? — полюбопытствовала она.

— Не очень хорошо, — призналась Айяла. — Он задерживает до девяноста процентов тактильных ощущений. Я не могу в полной мере ощутить тепло твоей кожи... моя Гуттиэре.

— Ну, так сними его, — предложила Леся. — Я всё равно уже видела вашу внешность, когда ты мне вводила в мозг сведения о вас. Я не испугаюсь, правда. Можешь быть собой и не маскироваться под человека.

— Хорошо. — И губы Айялы приподнялись уголками в намёке на улыбку.

Она нажала что-то на задней стороне шеи, и человеческая оболочка сползла с неё, как кожа со змеи — вместе с комбинезоном. Под ним, впрочем, оказался его двойник — Айяла предстала перед Лесей отнюдь не нагишом, зато без волос. Её красивый и блестящий, изящный череп был начисто лишён даже пеньков волос, даже намёка на корни. Цвет её кожи был довольно смуглый — как какао на молоке. Кожа лоснилась и поблёскивала, как атлас. На месте бровей мерцали вживлённые голубые стразы разного размера — по четыре на каждую бровь. Нос оказался ещё тоньше, с узкими ноздрями, а рот — плотно сжатый, тонкогубый, небольшой. По бокам шеи свисала бахрома из тонких выростов длиной в палец, похожих на макароны. Только глаза оставались прежними — чарующе-фиолетовыми, нереальными, колдовскими.

Рука Леси невольно потянулась к «макаронам». Она не испытывала ни страха, ни брезгливости, только любопытство. Они оказались очень мягкими — нежнее, чем пальчики новорождённого ребёнка. А Айяла от прикосновения вдруг содрогнулась, судорожно втянула воздух и закрыла глаза.

— Что? Больно? — испугалась Леся.

— Нет. Не больно. — Открывшиеся глаза Айялы затуманились, словно от хмеля. — Эти выросты очень... чувствительные. Я ощущаю не боль, а возбуждение. На нашем языке они называются ийялакури. Переводится приблизительно как «нити удовольствия».

Эти «нити» были удивительно приятными и нежными на ощупь, тёплыми и пахли чем-то вкусным, сладким, кондитерским. Какой-то запах из детства. Леся не могла припомнить и понять, что именно он напоминал... То ли изумительно вкусное пирожное, то ли торт, то ли печенье.