— Ты, — сказала она.

Губы человека искривились в улыбке.

— Тебе не убежать от прошлого. Думаю, теперь ты поняла это. — Пистолетом он указывал на поникшее в ее руках тело.

— Ты сделала это, — продолжал голос, — ты думала, что можешь иметь все это. Теперь ты понимаешь, куда это тебя завело.

Она набросила простыню на Джордана. Осторожно держала его голову на коленях.

— Вернись, — теперь голос звучал грубо, — вернись, или я убью и тебя.

Она взглянула на него. От страха ее глаза стали еще прекраснее. Она покачала головой.

— Хорошо, — сказал незваный гость, — тогда оставайся здесь. Сама напросилась. Сейчас ты увидишь, как пуля попадет в него. Тогда ты узнаешь.

Дуло пистолета, направленное на Джордана, приближалось.

— Нет! — закричала она.

Человек, улыбаясь, посмотрел на нее.

— Что случилось? — продолжал голос, — ты сама повинна в этом. Ты думала, что можешь навсегда скрыться от правды? Но за все надо платить. Ты боишься возмездия?

Пистолет был направлен в голову Джордана. Рука не дрожала. Палец неторопливо нащупал курок.

— Возмездия… — повторил голос.

Выстрел прогремел над горным склоном, ведущим от дома к морю. Никто его не слышал.

Книга первая

Зеркальце, зеркальце

Глава 1

Чикаго, Штат Иллинойс. 13 октября 1955 года

Холли Флеминг думала, что повидала в жизни все. За шестнадцать лет работы в отделе социальной щиты детей в Саут-Сайде, пользующемся дурной славой районе Чикаго, она видела семьи, загубленные алкоголем, распутством, разводами, нищетой, наркотиками, отчаянием и всеми известными человеку формами жестокости. Она исходила вдоль и поперек улицы, где жизнь зачастую ценилась намного ниже стоимости пакетика с героином, а иногда даже меньше пачки сигарет.

Умная, веселая, отзывчивая старая дева тридцати девяти лет, чья незначительная зарплата с трудом покрывала расходы на аренду дешевой квартирки в центре города, Холли имела огромную семью в лице живущих в нужде клиентов, которые ждали ее еженедельных визитов, словно она была святой, благословляющей их жизнь. За годы работы она встречала людей, которые умудрялись не потерять уважение к себе и любить друг друга, живя в самых ужасных условиях. Дети, несмотря ни на что, сохраняли свое непостижимое достоинство и невинность, какому бы жестокому обращению не подвергались и как бы ни были заброшены.

Возможно, из-за этих детей Холли, давно уже потерявшая надежду иметь собственного ребенка, и продолжала неустанно заниматься своей профессией, которая давным-давно разочаровала бы менее преданного работника, и стоически выносила ежедневное столкновение с нищетой, которую трудно представить за пределами городского гетто.

В это непогожее осеннее утро Холли пила свой утренний кофе, просматривая папки с делами и готовясь к сегодняшним визитам, когда к ней подошел коллега.

— Кое-что новенькое, — сказал он, протягивая папку.

Холли взглянула на него. Его звали Кейт Кассиди.

Он был моложе ее. Пять лет работы в отделе выветрили у него юношеский идеализм, но, в отличие от Холли, он не нашел еще в себе корня сострадания, делающего жизнь работника социальной службы терпимой и наполненной. Кейт ненавидел свою работу и зондировал почву насчет повышения по службе, что дало бы ему возможность избегать контактов с клиентами и войти в администрацию. В данное время он был если не классный профессионал, то опытный работник. Он не любил своих клиентов, но боялся совершить ошибку в деле, что могло перечеркнуть все его надежды на повышение.