Сама процессия была небольшой, и нее входило не больше четырех машин, если не считать катафалк. В первой машине за рулем сидел мужчина, рядом с ним его маленькая дочка. Оба были одеты в траур. У мужчины были темные глаза и волосы, у девочки кудрявые волосы были светло-рыжего оттенка, а здоровое, покрытое веснушками лицо ярко выделялось на фоне траурного одеяния.

С открытием ворот произошла заминка, и машины продолжали стоять рядом. Глаза маленькой девочки в трауре встретились с глазами брошенного родителями ребенка, сидевшего на заднем сиденье служебной машины. Они посмотрели друг на друга с обычным любопытством детей, не смущаясь разницей облика друг друга.

Девочки были приблизительно одного возраста и сложения. Но девочка, сидевшая в машине рядом с отцом, была цветущая и по-детски беззаботная. Сирота же, несмотря на красивые светлые волосы и ясные голубые глаза, несла на себе отпечаток не только истощения, но и глубокого страдания.

Внезапно выражение лица Джил Сандберг изменилось. Она внимательно стала разглядывать лицо девочки в соседней машине. Несмотря на печаль по поводу потери кого-то из близких — может быть, ее мамы? — в ее зеленых глазах не померк огонек. Эта девочка знала, что такое счастье, или верила в него. Никто ее не насиловал. Она была невинна.

Джил вглядывалась в ясное личико, и что-то в ее собственном лице начало меняться. В глазах загорелся свет, словно отражая, как в зеркале, жизненную силу другого лица. Что-то шевельнулось внутри нее в отчаянной попытке вырваться из той жизни, что окружала ее, приобщиться к жизни цветущей девочки из соседней машины. Это был молчаливый пароксизм, и он потряс до основания все ее существо.

Глаза другой девочки расширились, когда она посмотрела на Джил. Ей показалось, что она является свидетельницей какого-то природного феномена, невиданного захватывающего зрелища, вроде солнца в полночь или превращения гусеницы в бабочку. Она повернулась к отцу, который смотрел прямо перед собой, потом опять молча посмотрела на девочку в соседней машине.

Но вот наконец ворота кладбища открыли. Машины разъехались. Красивая девочка с удивленным лицом исчезла, скрылась из виду.

Джил Сандберг продолжила свой путь в будущее.

Лесли Чемберлен сидела рядом с отцом и машине, когда траурная процессии продолжила движение к кладбищу.

Она думала о девочке из соседней машины.

— Как ты, дорогая? — спросил ее отец.

— Прекрасно, папочка, — ответила она, — А как ты?

Когда-то это была любимая их шутка. Он спрашивал: «Как ты, дорогая?», а она отвечала: «А как ты?». Он повторял: «Как я?», и они приставали друг к другу с этим вопросом, пока оба не рассмеются.

Но сегодня этот вопрос прозвучал серьезно. Мать Лесли лежала в катафалке во главе процессии, и отец взял дочку на похороны.

Лесли было шесть лет. Она знала маму не очень хорошо, потому что с того времени, как она себя помнила, мама всегда была больна, У нее была неизлечимая болезнь печени, которая усугубилась, когда мама родила Лесли, и состояние ее с тех пор не улучшалось.

Мама так часто лежала в больнице, что именно папе приходилось готовить еду для Лесли, покупать для нее одежду, играть с ней, рисовать и рассказывать по вечерам разные истории, когда она ложилась в кровать. Именно папа целовал ее перед сном и учил ее молиться.

Вдвоем они приветствовали возвращение мамочки из больницы, заботились о ней, пока она вновь не была вынуждена вернуться в больницу.

Затем мама умерла. Это случилось на третий день после ее обычного посещения больницы, где ей делали анализы и проводили лечение.

Сегодня шестилетняя Лесли сидела рядом с отцом, пристально вглядываясь в катафалк, двигавшийся перед их машиной.

Том Чемберлен работал на винном заводе. Это был малообразованный человек, но добрый и отзывчивый.