– Он говорит, что лучше всего помогает хвост недогероя, – на свой лад пояснил Баян. – Если его через мозг из одного уха в другое просунуть, зверо-псы вообще выть перестанут…

– А где такой хвост взять? – не уловив сарказма, подобострастно потянулся к нему Титаник.

– Якут, не одолжишь мне свой кортик? – ухмыльнулся Баян.

– Нет, не могу. Кортик – это моя жена, я ее в прокат не сдаю. Лучше я сам отрежу, ладно?.. Титаник, скидай штаны, хвост недогероя будем добывать!

– Я с ними серьезно, а у них шутки дурацкие, – капризно скривил губы Титаник.

И в позе футболиста, ожидающего штрафного удара, попятился к люку.

Водевильная сцена слегка разрядила обстановку, но ненадолго. Вой усиливался и продолжал рвать нервы. Я пробовал затыкать уши, но бесполезно: звук, казалось, прорывался через кожные покровы, проникал в кровь, эфиром растекался по мозговым центрам, холодящими парами туманил сознание.

– Уж лучше бы напали, суки! – сжимая рукоять пулемета, зло процедил сквозь зубы Баян.

Он и хотел нажать на гашетку, но не знал, куда стрелять. А попросту расходовать патроны не позволяла его прижимистая натура.

Зато с грохотом застучал вдруг башенный пулемет. Я спрыгнул на бронетранспортер прямо с крыши, рискуя промазать в темноте. Но нет, опустился на передок, руками упершись в башню, освещенную всполохами пулеметного огня. Верхний водительский люк был открыт, и через него я попал в боевое отделение, где бесновался Гуцул.

– Тебе что, мозги выжгло?! – крикнул я, оторвав его от пулемета.

– Псы… Псы там… – показывая в сторону строевого плаца, завывал он.

Я прильнул к ночному прицелу, совмещенному с инфракрасным прожектором, осмотрел простреленное пространство, но ничего подозрительного не обнаружил.

– Мозги протри! Нет там никаких псов!..

– Я не могу… Не могу выносить этот звук, – обхватив руками голову, стонуще протянул Гуцул.

Казалось бы, броня должна была заглушить волчий вой, но нет, он проникал сюда и давил на психику не столько децибелами, сколько гипнотическим прессом.

Я не стал отправлять в казарму проштрафившегося бойца, а послал к нему на помощь Шарпа. Все равно сон уже у всех прошел, а вдвоем бояться легче, чем одному. Удвоил я и второй экипаж, послав к Чижу Скорняка. Вернулся на крышу, откуда удобней всего было контролировать пространство как с внешней стороны поста, так и с внутренней.

Вой все усиливался. Прожектором, штурмовыми фонарями мы, как могли, высвечивали территорию вокруг нашего поста на крыше, подступы к бронированным машинам, однако признаков вражеской активности не замечали. Но все равно мне казалось, что зверопсы где-то рядом, я чувствовал, что вот-вот они пойдут в атаку.

Вой прекратился внезапно, в третьем часу ночи. Никогда я, казалось, еще не слышал столь приятной тишины, как сейчас. Я устало сел на мягкую точку опоры, спиной и затылком прислонившись к песочной стене пулеметного гнезда. Ветер колыхнул тесемку, которой был связан мешок, она приятно щекотнула мне щеку, будто подтверждая мысль, что жизнь возвращается…

Наступившая умиротворенность потянула меня в сон, и я уже засыпал, когда мое сознание пронзила страшная догадка.

Волчий вой держал нас в напряжении, все это время мы были начеку, чтобы враг не смог застать нас врасплох. Этот ночной кошмар вытянул из нас все силы. Но вот мы расслабились, утратили бдительность, именно этого зверопсы и ждали. Они опустили свои трубы, чтобы броситься в атаку…

Однажды, в далеком детстве, я чуть не отравился угарным газом. Сидел на кухне, рядом горели конфорки газовой плиты. Спокойно вдруг стало тогда на душе, уютно и тепло.