Я поднялся и прошел туда, где по-прежнему неподвижно сидела Джеки.

— Это Росс Митфорд?

Она молча кивнула.

— Если захочешь вонзить свои зубы в другую мою ладонь, то добро пожаловать! — Мой юмор, конечно, оставлял желать лучшего.

— Ты не виноват, Рик. — Джеки слабо улыбнулась. — Ведь от двери ты ничего не мог разглядеть за спинкой кушетки. Но я-то до сих пор, по детской привычке, каждый вечер заглядываю под кровать, прежде чем улечься спать, даже если это вовсе и не кровать, а, например, проклятый диван, на котором я сплю сейчас, — там и щель-то между полом и нижней доской не больше полудюйма шириной! Потому-то, когда я сюда вошла, мне сразу стало невтерпеж: так и подмывало заглянуть под кушетку, прежде чем усядусь на нее. Вот так и получилось, что я сунула свой нос за спинку кушетки.

— Постарайся забыть об этом.

— Мне и самой бы этого хотелось. — Лицо ее было бледно-зеленым, и она смотрела на меня в новом приступе панического страха. — Ой, давай лучше уйдем отсюда, Рик, пока меня не вырвало! Пожалуйста, прошу тебя!

Когда мы добрались до моего дома, было уже около двух часов ночи. Джеки решила, что пока не в состоянии отправиться к себе, я же, как уже раньше объявил ей, никогда не спорю с девушками, переоснащенными в верхней части.

Она очень быстро освоилась у меня, и я не терял времени даром: смешал несколько хороших порций, так как считал, что добрая выпивка — лучшее успокоительное средство для наших вконец истрепанных нервов.

— В том, что владеешь домом на Беверли Хиллс, — с жаром объяснял я Джеки, — есть одно очень важное преимущество: ничто так не вселяет в тебя большую уверенность в самом себе и в собственных силах.

— А разве тебе недостает этой уверенности?

— Во всяком случае, у меня не так уж много доказательств собственной значимости, — честно признался я.

— И все же, сколько именно у тебя таких доказательств? — поинтересовалась Джеки.

Я бросил взгляд на кушетку, где она растянулась, удобно устроив бокал между двумя вздымающимися вершинами, в глубокой долине. Интересно, лениво подумал я, покрываются ли эти пики зимой снегом?

— Так сколько все-таки, Рик? — настаивала она.

— Вообще-то, всего одно, — честно признался я. — Вот это самое пристанище.

— А не великовато ли оно для холостяка? — Джеки лукаво улыбнулась. — Хотя, пожалуй, нет. Ведь это как раз очень удобно, если ты задумываешь этакую небольшую оргию с шестью девицами одновременно, правда?

— Эге! — Я восхищенно посмотрел на нее. — Вот это я называю мыслить глобально.

— Это вошло у меня в привычку, — сказала она самым будничным тоном. — А ведь и правда, всякий раз, когда я смотрю на свой фасад, мне ничего другого и не остается!

— Когда я был мальчишкой, то искренне считал альпинизм величайшим спортом в мире, — ободрил я Джеки. — И с тех пор не произошло ничего такого, что заставило бы меня изменить свои взгляды.

Она извлекла бокал из неповторимого, единственного в мире укрытия, опустила ноги на пол, потом уселась на кушетке в такой позе, словно спина у нее не гнулась.

— Мне так хотелось бы забыть о том, что случилось сегодня ночью, Рик, но я никак не могу!

— Тебе хочется поговорить на эту тему!

— Я просто чувствую себя виноватой, что мы не сообщили полиции об убийстве Росса. — Она испустила печальный вздох. — Но ведь если бы мы это сделали, то чувствовали бы еще большую вину перед бедной Кармен!

— Не трать понапрасну времени на то, чтобы изводиться по поводу своей вины, — возразил я.