— Такое красивое лицо! — сказал он мягко. — Я помню, как увидел это лицо в первый раз. — Его грубые пальцы снова потерли белый шрам. — Когда я с таким нетерпением хотел продемонстрировать вам, как я вас люблю, вы оставили мне этот постоянный знак, как напоминание: никогда не будь таким импульсивным!

— Эрик! — прошептала она. Было видно, что произнесла она это имя с болью. — Пожалуйста! Я прошу вас...

— Сейчас уже слишком поздно, — сказал он резко. — Четырнадцать лет ожидания, надежд, стремления и желания привели меня к такому состоянию, когда, думая, что можешь управлять своими чувствами, внезапно обнаруживаешь, что они управляют тобой. — Он медленно протянул вперед руку и, вцепившись пальцами в ее шелковое платье, собрал его в кулак. — Все жестокие поступки, отказы, колкости, — сказал он свирепо, — не могут остаться без наказания!

Послышался звук разрываемого материала. Сильным рывком Стейнджер разорвал платье Деллы сверху донизу так, что в его сжатом кулаке осталась широкая полоса материи, а сама Делла осталась в одной белой комбинации. В следующее мгновение он сорвал с нее комбинацию, а затем и бюстгальтер. В каком-то диком безумии он сорвал с ее тела последние клочья одежды, пока она не осталась совсем голой. Делла продолжала стоять не шелохнувшись. Через огромное окно комнату заливал яркий солнечный свет. Лучи солнца освещали ее тело, его блики падали на ее гордые упругие груди. Единственным заметным движением было движение этих грудей, слегка поднимавшихся и опускавшихся при дыхании. Она была похожа на статую, изваянную из белого мрамора.

— Ты очень красива, — прошептал Стейнджер страстно. — Ты слишком красива, чтобы я мог отдать тебя другому. — Он дотронулся до ее плеча, затем медленно провел рукой по ее руке, потом по бедру.

— Никто другой, моя дорогая, никогда не сможет владеть тобой, — прошептал он. — Ты должна умереть, любя одного меня!

С того момента, как Стейнджер похвастался, что он профессионально ударил меня, я был возмущен. В этом моем возмущении не было логики, просто во мне закипала ярость, что кто-то серьезно может считать себя способным достичь невозможного. Черт бы его побрал! В душе я зарычал. Я докажу, что он ошибается, даже если это будет последнее, что я смогу сделать в своей жизни.

Я напрягся и почувствовал, как отреагировали мышцы моей шеи. Внезапно я снова ощутил сильную боль. Затем меня будто перевернули и положили на живот. “Лжец!” — мысленно сказал я Стейнджеру и начал ждать, когда эта боль поутихнет, чтобы сделать следующую попытку.

— Иди ко мне! — услышал я голос Стейнджера. Меня внезапно охватила паника, и я поднял голову, чтобы увидеть, что происходит. Он взял Деллу за обе руки и повел ее тихо через всю комнату к кушетке. Я почувствовал, как внутри меня взорвался вулкан неистовой ненависти к нему. “Если бы он только дал мне время подняться с пола! Он не должен успеть сделать свое черное дело так быстро!” — пронеслось у меня в голове. Ненависть придала мне, по-видимому, немного сил: вдруг я встал на колени и оперся на руки. Я видел, как с моего лица на ковер одна за другой падали крупные капли пота.

Я очень медленно и осторожно стал поворачивать голову направо и налево, чтобы увидеть, что происходит вокруг, опасаясь в то же время, что мне снова станет плохо. Я все еще находился рядом со стеной, о которую ударился, когда Стейнджер в первый раз отбросил меня через всю комнату. Примерно в четырех футах от меня в нише был бар. Я пополз к нему на четвереньках, двигаясь не прямо, а боком, как краб. Из той части комнаты, где стояла кушетка, слышались какие-то мягкие, успокаивающие звуки, и мне потребовалось дополнительное усилие, чтобы не повернуть голову и не посмотреть, что там происходит.