Мы с Георгием на правах почти десятилетнего старшинства, частенько доставали парня нотациями, но ему отчего-то все равно было интересно с нами, и он частенько наведывался в гости.
В общем, поводов для беспокойства в ту ночь у меня не было ровно никаких. И надо ж было появиться этому ужасному предчувствию.
Не вполне понимая, что делаю, я щелкнула выключателем, подошла к окну, отодвинула штору и остолбенела. Мой третий муж (а к этому времени я имела глупость скрепить свои отношения с Георгием Собаневским печатями в паспортах) стоял на самом освещенном месте двора и сжимал в объятиях возмутительно изящную полуголую блондинку. Завидев в окне спальни мой сонный силуэт, Жорик ничуть не смутился, а, напротив, явно обрадовался. Он призывно замахал свободной рукой. Такое могло присниться только в самом идиотическом кошмаре. Я уверилась, что еще сплю, и вернулась в постель.
“Стоп!” — быстро заговорил внутри меня Здравый Смысл, — “Если то, что в окне — это сон, то где же тогда, спрашивается, настоящий Жорик?”
Не открывая глаз, я еще раз пошарила рукой по второй половине кровати. Ну, уж нет! С подобными искривлениями реальности я была категорически не согласна. Второй раз я подходила к окну уже вполне сознательно. В конце концов, лучше знать ужасную правду, чем утешаться гадкой ложью… Положение вещей за окном практически не изменилось. Свободной рукой Жорик набирал чей-то номер на мобильном телефоне. Я автоматически отреагировала на звонок, схватив свою мобилку.
Ну? Катерина? — возмущенно проговорил мне в ухо Георгий, — Ты выйдешь, чтобы мне помочь, или я буду так стоять до рассвета?
А тебе еще и помогать нужно?! — даже не зная, с чего именно начать скандал, и начинать ли его вообще, глупо поинтересовалась я, — Сам уже не справляешься?
Конечно, нужно помогать, — невозмутимо согласился муж, который пребывал, судя по многословию, в весьма приподнятом расположении духа, — На то мы и семья, чтобы все трудности делить пополам. Совершать акты взаимопомощи, так сказать…
Я бы предпочла делить напополам что-нибудь более приятное, — окончательно просыпаясь, проворчала я, — Знаешь, если ты немедленно не объяснишь мне, что происходит.… Какие там акты ты собираешься совершать и прочее.… В общем, рискуешь, что я пойму тебя крайне превратно…
Все это я говорила уже на ходу, наскоро впрыгивая в джинсы и накидывая куртку. Ворчание — ворчанием, но, тут даже самому глупому из всех моих внутренних “Я” понятно — случилось что-то серьезное, нужно собраться и включиться в работу по устранению неприятностей.
Вот! Вот это-то больше всего и возмущало. Мы ведь в отпуске! Мы ведь договаривались ни во что не вмешиваться и не позволять никакой работе наваливаться на нас! Георгий, как всегда, не усидел на месте. Мысль о том, что гармоничное дачное спокойствие отныне будет являться только в воспоминаниях, пришлась мне совсем не по вкусу.
Перед выходом во двор, я зачем-то глянула в зеркало и тщательно причесалась. М-да, по сравнению с обитающей за окном блондинкой, сонная я явно проигрывала…
Я выругала себя за дурацкие мысли, сняла с вешалки свой осенний плащ, дабы прикрыть срамоту гостьи, и скатилась вниз по ступенькам.
В полном молчании мы приволокли в дом бессознательную блондинку и громадного вида чемодан, стоявший ранее у ног Георгия. Весили обе эти вещи — и барышня, и чемодан — примерно одинаково. Я, конечно, предпочла прийти к заключению о неподъемности чемодана. Еще не хватало расхваливать хрупкость посторонних блондинок!
Жорик заботливо возложил обе находки на диван в гостиной. Я всё еще не могла подобрать слова.
Здорово, что ты проснулась и так вовремя выглянула в окно. Очень меня выручила, — как ни в чем ни бывало, сообщил муж, — Я бы и сам, конечно, справился. |