Чугреев краснел, что-то мямлил. Наконец он полюбопытствовал: почему Моника так хорошо говорит по-русски?

— Так я все детство провела в Вязьме. Жила с теткой. Она была горничной у богатого купца. Я даже три класса гимназии там окончила. За мою учебу купец платил. Дома у меня еще четыре сестры. Весной они приедут в Петербург. Здесь жизнь легкая и… как это… с роскошеством.

Стол ломился от яств и бутылок с разноцветными наклейками. Тосты провозглашались один за другим. И все чаще звучало:

— За нашу любовь!

Под утро Моника в страстном порыве обняла купца, жарко дыхнула ему в лицо:

— Прости, Игнатушка! Мне стыдно ехать в гостиницу. Что обо мне подумают? Ведь я честная девушка. Я приглашаю тебя к себе в гости.

Чугреев послал лакея в кучерскую комнату с приказом:

— Скажи моему Митрофану, что выезжаем!…Пара шустро летела по заснеженной дороге.

Снег искрился в волшебном свете полной луны. Пристяжная метала копытами снежные комья. И казалось Чугрееву, что спешит он к своему долгожданному счастью. А легкую победу над девицей объяснял искренней всепожирающей страстью, которая, как верил он, вспыхнула в девичьем сердце.

ЗАВТРАК ПО-ШВЕДСКИ

Ночь эту Чугреев провел в угловом доме на Английской набережной. В окно виднелся лед Екатерининского канала, припорошенный снегом и с темными полыньями, в которых бабы полощут белье.

Моника казалась ему небесным созданьем, посланным на землю как воплощение необычной красоты и женской прелести. Впрочем, когда мужчина подойдет к полувековому своему рубежу, то любая юница кажется ему писаной красавицей. Прижимая к себе чудное девичье тело, купец нежно и серьезно говорил:

— Всю свою жизнь я втайне жаждал этой встречи, я только и жил надеждой на нее. Своей покойной жене я был предан, никогда не изменял ей, но и никогда не испытывал особой страсти. Как теперь буду жить без тебя, Моника? Девица игриво отвечала:

— Сегодня вечером уедешь в Москву и навсегда забудешь бедную Монику. А я всегда буду любить тебя, всегда буду скучать.

Туманное морозное солнце заглянуло в спальню. Девица спросила:

— Я тебе приготовлю эгрера медшинка?

— Что это?

— Это то, что шведы едят на завтрак — яичница с ветчиной.

— Охотно!

После завтрака Чугреев в последний раз крепко поцеловал губы Моники. Он пообещал:

— Постараюсь почаще бывать в Питере. А это возьми, купи себе подарок, — и Чугреев протянул пятьсот рублей.

— Какой ты, Игнатушка, щедрый! Я уже успела привыкнуть к тебе, буду скучать и хранить верность.

КАВЕРЗЫ

Что касается обещания хранить верность, то Моника тут несколько преувеличила. И вообще, она вовсе не была столь простодушной и невинной, какой хотела казаться. Уже четыре года — с 16-летнего возраста, эта девица занималась проституцией. При этом, как позже отметят в полицейском протоколе, «имела исключительно богатых клиентов, не подозревавших о ее профессии».

С этой же целью вот-вот должны были прибыть в Петербург и ее четыре сестры, надеявшиеся найти в России и богатых клиентов, и позже — простофиль-женихов.

Моника, будучи весьма неглупой, уже начинала сильно тяготиться своим порочным образом жизни. Больше всего удручало ее то, что значительную часть денег приходилось отдавать на сторону: за квартиру, за пышные наряды, полицейским на взятки. Два раза она успела переболеть дурной болезнью.

Купец из Москвы весьма устраивал Монику как будущий муж. Он показался ей чуть глуповатым, весьма щедрым, неопытным в любовных делах. Боясь разоблачения, она с радостью покинула бы Питер.