В народе существовало и такое поверье: все утопленники купались либо в полдень, либо в полночь - самое опасное время, когда русалки или водяные пуще всего дебоширят. Ссылаясь на свидетельства водолазов, рассказывали, что утопленники сидят на корточках на дне рек или водоемов и, как ещё не совсем мертвые, хватают неловкого спасателя в охапку и так утопляют его; поэтому утопленников брали сзади за волосы и вместе поднимались на поверхность. В сидячем положении на корточках находились люди обоего пола, но после разрыва в утопленнике пузыря женщина обязательно всплывала вниз спиною, а мужчина - кверху.

Свое отношение складывалось и к людям-уродам. Их часто использовали те, кто на чужом горбу в рай хотели въехать, демонстрируя калеку напоказ и получая за это мзду (иногда человека уродовали ещё и искусственно в детстве, добавляя к врожденным порокам ещё и приобретенные от людей). В то же время такие народы севера, как якуты, почитали всех уродливых созданий исчадиями дьявола и старались их уничтожить. От своих младенцев-уродов избавлялись и некоторые нации на Востоке, но им было запрещено истреблять зародышей во чреве матери.

Если надо было проделать заклинание для порчи кого-либо, то для начала нужно самому заклинателю снять с себя крест, (до этого лучше всего убить совершенно черного кота или кошку). Затем взять шерстяную нитку и навязать на ней узлы. При завязке восьми двойных узлов говорилось: "Выйду я на улицу" - "брошу в чисто поле" - "в расстанье" - "меж дворы" - "в луга" - "в моря" - "в леса" - "в зыбучие болота". Когда завязывались все восемь узлов, то говорилось: "Хотя и здесь оставлю; куда пойдет, тут и останется". Завязывание же каждого из тринадцати узлов сопровождалось таким заговором: "По позднему вечеру выйду я на улицу и откажусь я от Иисуса Христа, от царя земного, от Бога вышнего, от веры православной, от батюшки, от матушки. Предаюсь я к нечистому духу, к окаянной силе, прошу я ей помощи, чтобы она помогла ей и пособила: поступаю я на вора-разбойника, на денного грабильщика, на ночного полуношника, на (имярек). Я хочу его свержить, хочу его испортить: хоть среди дня, хоть среди ночи, хоть в чистом поле, хоть в темных лесах, хоть в зыбучих болотах, хоть сонного, хоть дремучего, хоть в терему, хоть за столами дубовыми, хоть с яствами медовыми, хоть пошел бы он и запнулся бы, самого себя заклянулся бы. Окаянные духи, придайте мне силы, помогите и пособите мне, чтобы не было (имярек) ни в день житья, ни в ночь спанья, ни в в час моготы, ни в полчаса терпежу. Хоть бы схватило его грыжами, или стрелами, взяло бы его в минуту или в две и узнал бы он все скорби и печали." Поверье гласило: коль скоро тот, для кого приготовлено заклинание, наступит на заговоренную нитку, то он споткнется, и если при этом скажет какое-либо скверное слово, заговор начнет свое действие.

Старухи-ворожеи, которым жаловались женщины на свое тяжелое житье в доме мужа, наговаривали на соль, мыло и белила, приказывали женкам умываться мылом и белилами белиться, а соль давать в питье и яство мужьям; брали у женщин ворот рубашки мужа и сжигали его, наговаривали на пепле и приказывали также сыпать его в питье мужу. Когда сжигался ворот рубашки, колдунья говорила: "Какова была рубашка на теле, таков бы муж к жене был".

В ответ на просьбу отвести мужа от полюбившейся ему женщины ведуньи советовали: "Посматривай на двор, где петухи дерутся. Возьми на том месте земельки горсточку и посыпь её на постель твоей разлучницы. Станет она с мужем твоим вздорить и опять полюбит тебя, как прежде." Слова ворожеи обретали действенную силу, если при этом имелись в руках наговорные коренья, волосы любимого человека, клочок его одежды. Считалось, если выпачкать ему поддевку или шубу бараньей кровью, то и вовсе его никто любить не будет.