Неужели снова попаданка? А Егор? Где Егор? Паника нарастала лавиной.
Пол лица закрывала маска
Неожиданно возглас «Святая Мария!» раздался и за шторкой, затем последовал знакомый зашкаливающий писк приборов и мужской рев. Ткань отдернули, и я увидела незнакомого мужчину. Судя по фенотипу, испанец; выше среднего роста, сухощавый, но мускулистый; волосатая грудь, ноги и руки, не накрытые простыней; темные, почти черные, волосы; оливковая кожа; нос с горбинкой и очень выразительные темно-зеленые глаза. Красивый!
А вот когда мы столкнулись взглядами, в его глазах полыхало знакомое безумие, жесткость, доходящая до жестокости, властность и бескомпромиссность. Говорят, глаза отражение души? Это правда! Слезы потекли у меня по щекам от радости — мы спаслись. Мы все-таки вместе.
— Егор… — прохрипела я, вкладывая в одно слово всю свою душу.
— Лена… — сипло, натужно выдохнул мой любимый.
Господи, неужели это не сон? Мы живы? И вместе?
— Сеньора Кошта? Ооо, сеньор Кошта, я так счастлив, что вы очнулись…пришли в себя. Это чудо и…
Невысокого седого мужчину в белом халате мы не слушали. Не разрывая взглядов, сели с горем пополам. В зеленых глазах напротив безумие заволокло все остальные чувства. Егор смотрел на меня так жадно, с таким голодом и жаждой обладания… Он хотел меня целиком и полностью. Всю, без остатка, навечно! Такой никогда не отпустит, не отдаст, убьет ради меня, если надо будет. Не сомневаясь, не раздумывая, не жалея. По моему телу невольно пробежала дрожь. А потом желание дотянуться, прикоснуться, приблизиться стало непереносимым, и мы буквально рванули друг к другу в объятья.
— Сеньор Маркус, у вас же нога… вам нельзя, — закричала одна из медсестер, та самая, что жалела нас все время в разговоре.
Мы встретились на середине пути, всего два шага, но сколько потребовалось сил. Мы сплелись руками, телами, душами. С огромным трудом стояли, покачиваясь, удерживая друг друга. Голова кружилась то ли от счастья, то ли от резкого выхода из комы. Ноги тряслись, болело все, но мне хотелось плакать не от боли, а от счастья.
Горло словно изнутри ободрали, но я прохрипела:
— Люблю тебя!
И Егор выдохнул единственное:
— Наконец-то моя!
— Сеньор?! Вам нужно лечь самому и позвольте уложить вашу жену. Вам нельзя пока вставать.
Егор с недоумением осмотрелся, нахмурился, а я тихо зашептала, рассказывая обо всем, что услышала. И свое предположение, что теперь мы сеньор и сеньора Кошта, которых хотят завтра убить по настоянию жадного до наследства родственичка.
Красивое лицо Егора-Маркуса исказила такая зловещая улыбка, что врач отшатнулся, а медсестры замерли статуями. Даже я внутренне дрогнула. Суть своего, надо полагать, законного мужа я уже успела узнать, причем так глубоко, как никогда бы не смогла, будучи человеком. И мне невольно стало жалко того неудачника-кузена, осмелившегося покуситься на нас из-за денег. Егор своего никогда не отдаст.
Егор-Маркус скривился, словно подбирая слова, и на испанском приказал медперсоналу:
— Кровати сдвинуть вместе! Быстро!
Ему повиновались не раздумывая. Мы буквально упали на общую кровать, задыхаясь от слабости и боли. А потом молча и внимательно выслушали доктора. Я лежала на груди у мужа, крепко обнимавшего меня, прижимая к себе, словно боялся потерять. Как жаль, что теперь я не могу «читать» его мысли и чувства.
Доктор Гарсия весьма осторожно выразил соболезнования по поводу гибели всех наших родственников, затем поздравил с тем, что мы очнулись, посоветовал смотреть в будущее, а не жить прошлым, и закончил тем, что, к его величайшему сожалению, Егор останется хромым на всю жизнь. Правую ногу собирали чуть ли не по частям. А у меня нет части легкого.
Наверное, он думал, что мы впадем в депрессию от новостей и диагнозов. |