– Значит, Майло не рисовал на стенах?

– Не помню, но наверно, не рисовал. Майло мог создать картину у себя в голове, даже не прикасаясь кистью к холсту. И мог описать эту картину – мазок за мазком – даже спустя годы.

– Я читала об этом в той книжке.

– Хм.

Фрэнк снова стал рассматривать тюбики с красками.

– Это должно быть какое‑то особое изображение, – сказал он, обращаясь скорее к себе самому, чем к Лили. – Что‑то простое, но чтобы оно могло сказать о человеке и о его чувствах все.

– Как икона, – подсказала Лили, вспомнив слово из другой своей книжки.

Фрэнк согласно кивнул, продолжая перебирать тюбики. Наконец выбрал подходящий цвет – жженую умбру, яркую и насыщенную.

– А потом? – спросила Лили, вспомнив, что говорил ей Яблочный Человек в ее сне. – Скажем, вы найдете нужное изображение. Нарисуете его на стене, и перед вами раскроется дверь. Что вы сделаете?

Фрэнк изумленно посмотрел на нее.

– Как – что? – удивился он. – Войду в нее. Вернусь в другой мир.

– Но зачем? – спросила Лили. – Неужели там настолько лучше, чем здесь?

– Я…

– Если вы уйдете туда, – продолжала Лили, повторяя то, что сказал ей Яблочный Человек, – вы откажетесь от всего, чем могли бы стать здесь.

– Так бывает каждый раз, когда мы меняем свою жизнь, – ответил Фрэнк. – Это все равно что переехать в другой город, хотя переход в другой мир – куда более отчаянный поступок. – Он подумал над своими словами и добавил: – Там не то что лучше, там все по‑другому. Я никогда не чувствовал себя здесь так, как почувствовал там. А теперь у меня здесь ничего не осталось, кроме ожога внутри – тоски по Госпоже Леса и по Ее стране, расположенной по другую сторону знакомых мне полей.

– У меня тоже была такая тоска, – призналась Лили, вспомнив, как в детстве она постоянно искала фей.

– Ты даже вообразить не можешь, что там, в другом мире, – продолжал Фрэнк. – От всего исходит внутреннее сияние, иначе не скажешь.

Он замолчал и долго смотрел на Лили.

– Ты тоже могла бы пойти туда, – сказал он наконец. – Могла бы пойти со мной и увидеть все собственными глазами. Тогда бы ты поняла.

Лили покачала головой:

– Я не могу. Я не могу уйти от Тетушки, да еще таким образом, не сказав ни слова. Не могу, ведь она взяла меня к себе, когда я никому не была нужна. Она даже не была моей родственницей, а теперь она – моя семья. – Лили немного помолчала, думая, какие сильные у Фрэнка руки и как крепко он ее поцеловал, и добавила: – А вы могли бы остаться.

На этот раз покачал головой Фрэнк:

– Нет, не могу.

Лили кивнула. Она понимала его. Она и сама хотела бы уйти.

Лили смотрела, как он отвинчивает крышечку с тюбика и выдавливает на ладонь краску, напоминающую длинного червя, как поворачивается к стене, находит место, свободное от рисунков, опускает палец в краску, поднимает руку и вдруг замирает.

– Ну, рисуйте же, – подбадривающе сказала Лили. – Вы же можете.

Она, наверно, не могла бы уйти. Наверно, ей хочется, чтобы и он тоже остался. Но Лили понимала, что раз Фрэнка тянет в волшебную страну, удерживать его не стоит. Это все равно что пытаться приручить дикое животное. Можно его поймать, привязать, заставить остаться с тобой, но его сердце никогда не будет принадлежать тебе.