К вечеру у нас набралась приличная мзда, пересчитав которую Профессор отделил долю на общак и отнес Лысому. Вернувшись, с удовлетворением сказал:

– Да-а-а… хороший бизнес! Повел рукой – и вот тебе капитал. Айда чай пить – сейчас сварганим!

Профессор со товарищи торжественно достали откуда-то жестяную банку. Налили туда воды из-под крана и стали варить чифир кипятильником – я никогда до того не пробовал эту гадость. Но пришлось… Потом мы плотно поели – люди «семьи» были довольны свалившимся с небес угощением, и я снова забрался на шконку.

Так тянулись мои дни – иногда ко мне приводили людей из других камер, и я снимал с них порчу, дважды выводили к каким-то охранникам – прознав о моих способностях, они потребовали, чтобы их тоже лечили от порчи, – но меня все не вызывали и не вызывали по моему делу, как будто решили похоронить в этой живой могиле.

Я иногда разговаривал с Профессором, и он подтвердил мои опасения: меня могут держать в камере по беспределу месяцами, стряпая заново и заново различные бумажки – мозг человека всегда был изощрен в подобных гадостях.

После начала моей карьеры тюремного лекаря я был, можно сказать, если и не в авторитете, то в немалом уважении – на меня больше не пытались напасть, а тот, кто попробовал наехать, исчез в тюремной больнице, и, по слухам, то ли умер, то ли ушел на волю инвалидом.

Я получил репутацию колдуна, черного колдуна, который может не только снимать порчу, но и напускать ее. Впрочем – а разве это было не так? Кроме того, за меня горой стояли «семья» и смотрящий со своими прихлебателями – они тоже имели с меня довольно хороший доход.

Передачи я не получал – уверен, что моя мать пыталась проникнуть ко мне и что-нибудь послать, но ей отказывали под любым предлогом. Как потом выяснилось, так все и было…

В один из дней дверь камеры с лязгом открылась, вошли двое охранников и выкрикнули мою фамилию.

Я от неожиданности даже вздрогнул, потом облегченно вздохнул и сказал Профессору:

– Наконец-то хоть что-то определится.

– Ну-ну… на всякий случай – удачи, Колдун! Если в камеру не вернешься, запомни номер сотового, он простой. – Профессор быстро продиктовал мне номер. – Состыкуемся, если что.

Охранники, как ни странно, спокойно смотрели, как я прощаюсь с сокамерниками, и не торопили. Все-таки слава черного колдуна имеет свои преимущества – вдруг порчу напустит?

Заложив руки за спину, я пошел за ними по коридору, после процедур оформления снова отправился в автозак, и через два часа меня вели по вонючему коридору к знакомому кабинету, с которого началось мое путешествие в тюрьму.

Конвоир толкнул дверь, спросил разрешения, и второй конвоир подтолкнул меня в спину, пред светлые очи хозяина кабинета.

Очи были и правда светлые, да и хозяин очень уж сильно побелел. Он был бледен, изможден и тощий как палка, одежда висела на нем, как на вешалке, на голове пульсировал мой «слизняк», выкачивая силу и перекачивая в меня.

Все эти месяцы, что провел в СИЗО, я чувствовал, как тают силы полковника и поддерживается мое здоровье. Я бы не удивился, если бы узнал, что и лет жизни у меня прибавилось, а у полковника сократилось.

– Что, доволен? – Лицо полковника задергалось в нервном тике и перекосилось. – Проклятый колдун! – Полковник достал пистолет, передернул затвор, дослав патрон в патронник, и направил ствол на меня. – Я сдохну, но и ты сдохнешь, тварь! – Он выстрелил, целясь мне прямо в грудь, дважды нажав спусковой крючок.

Как будто страшный молот обрушился на мое плечо и грудь – одна пуля разбила мне ключицу, а другая пробила легкое, и изо рта у меня фонтаном хлынула пузырящаяся кровь.