— Я бы посоветовал совершенно отказаться от него, Клинч; отказаться даже от вашей ежедневной порции. Знаете, раз уже человек имеет подобного рода влечение, ему трудно ограничиться известной мерой, а стоит перейти границу, и он утрачивает самообладание и теряет рассудок. Нам теперь предстоит очень большое дело, и я могу возложить на вас важное поручение, которое сразу выдвинет вас. Ночь, проведенная вами под крышей той старой женщины, может принести вам большое счастье. Только не загораживайте себе пути к этому счастью.

— Бог да благословит вас, капитан Куф! Бог да вознаградит вас! — дрожащим голосом повторял Клинч. — Я употреблю все старания, чтоб последовать вашему совету.

— Думайте о вашей матери, думайте о вашей бедной Джейн! Когда подобная женщина вверяет все свое счастье человеку, то надо быть негодяем, чтобы не оправдать ее ожиданий.

Клинч застонал. Капитан коснулся открытой раны, но это было сделано с целью излечить. Отерев пот, выступивший у него на лбу, Клинч овладел собой до некоторой степени и казался более спокойным.

— Если бы дружеская рука указала мне, капитан Куф, где я могу найти те земные блага, которых лишился, моя благодарность не имела бы границ!

— Так вот, я и хочу вам сказать: Нельсон придает большое значение поимке этого люгера, и офицер, причастный к успеху этого предприятия, может смело рассчитывать на его внимание. А я вам доставлю все от меня зависящие средства выдвинуться. Ступайте, оденьте ваш лучший мундир, чтобы в вас видели джентльмена, каким, я знаю, вы можете быть, и приготовьтесь к немедленному отплытию на лодке. Я вам дам поручение, которое послужит началом вашему счастью, если вы останетесь верны вашей матери, Джейн и себе самому.

Эти речи вдохнули новую жизнь в душу Клинча, и как бы яркий луч прорезал густые потемки его будущности. Даже сам Куф был поражен жизнью, блеснувшей в его чертах, и живостью его движений и не мог не упрекнуть себя за свое невнимание до настоящей минуты к участи человека, имевшего некоторые права на его дружбу.

Не прошло и получаса, как Клинч в своем лучшем мундире появился на палубе корабля. Это вызвало всеобщее удивление, но, подчиненные строгой дисциплине военного судна, офицеры ни словом не выразили своего любопытства. Клинч переговорил с капитаном с глазу на глаз, получил от него приказания и спустился с сияющим лицом в капитанскую гичку, лучшую из лодок фрегата, уже спущенную на воду по распоряжению Куфа. Едва он сел в нее, как гичка двинулась по направлению возвышенности Кампанеллы, находившейся в трех милях от фрегата. Никто не знал, куда и зачем он был отправлен, но каждый предполагал, что его поручение имеет отношение к люгеру и требует для своего успеха опытного моряка. Что же касается Куфа, то тревожное и озабоченное выражение, не сходившее с его лица с самого утра, сменилось спокойным и удовлетворенным, когда он увидел, с какой быстротой удалялась его гичка.

Не оставалось никакого сомнения в том, что «Блуждающего Огня» не было в Салернском заливе, так как наводили подзорные трубы по всем направлениям и не видели нигде никаких признаков присутствия этого судна. Раздосадованный Лейон должен был отказаться от своего первоначального плана и двинулся в направлении Кампанеллы. Куф, поджидая западного ветра, продолжал свой путь к северу, намереваясь дойти до Амальфи и выспросить всех встречных рыбаков. Но оставим его медленно подвигаться в этом направлении и займемся нашими четырьмя арестантами.

Джите и ее дяде было оказано полное внимание во все время их ареста. Жена констапеля находилась тут же на корабле, и так как это была женщина вполне порядочная, то Куф любезно поместил ее в одной большой комнате с Джитой; туда им приносили и пищу. Джунтотарди был помещен в соседней с ними каюте. Как дядю, так и племянницу ни в каком случае не считали преступниками, и капитан выжидал только удобного случая, чтобы высадить их на берег, после того как убедился, что от них нельзя получить никаких указаний относительно местонахождения люгера.