Ирина Потанина. Блюз осенней Ялты
«И не было на этом свете места, куда бы не просочились снежинки. Пушистые, разляпистые, неистово кружились они в своем предсмертном танце, послушно ложились одна за другой на темную гладь неумолимого асфальта и умирали, оставляя в память о себе лишь прозрачные капельки своей снежной крови. Оставалось только надеяться, что кто-то из их последователей одолеет, наконец, серого монстра, и тогда город из мрачно-грязного превратится в праздничный и нарядный». Миниатюрные пальцы с по-детски остриженными ногтями оторвались от аккордов печатной машинки и нервно схватились за сигарету. Владислава тяжело вздохнула и, отбросив с глаз непослушный черный локон челки, неприлично выругалась. Девушка чувствовала себя отъявленной графоманкой. Чем-то фальшиво-траурным пахли написанные строки. Раньше Влада была другой. Жизнелюбивой до безрассудства, до готовности отдать все за пару захватывающих приключений и ярких сюжетов для своих произведений… Теперь, после смерти отца, что-то сломалось. Девушке больше ничего не хотелось. Владислава перестала доверять происходящим событиям. В малейшем соприкосновении с реальностью ей чудилась угроза. — Правильнее было остаться в клинике, — сказала Влада сама себе, наблюдая как огромный черный силуэт комода готовится прыгнуть на нее и… — Ну и что? Что ты со мной сделаешь? — комод тактично промолчал, — Чего я боюсь? — девушка говорила уже сама с собой, — Смерти? Нет. Боли? «Мы, детка, из породы тех, кто выживает», — вспомнились Владе слова отца, — «Мы целеустремленны — и потому неуправляемы. Мы необычны — и тем сильны. Мы живучие и могущественные». Увы, он ошибался. Ибо теперь он мертв и бессилен. — Мертв! Мертв! Мертв! — почти закричала Владислава, — Почему же я не могу произносить эти слова? Мой отец мертв!!! Хрупкая, прямая как струнка, девушка сидела на ковре в собственной комнате и, дрожа всем телом, пыталась заставить себя успокоиться. — Лад, если ты не спишь, возьми трубку, — автоответчик неожиданно вспорол уединение Владиславы, — Лад, это я. — Привет, — чуть хрипловатый голос Влады звучал крайне уныло, — я не сплю. — А чего к телефону не подходишь? Я уже третий раз тебя набираю, — Костик пытался хоть как-то расшевелить подругу. — Я не слышала звонков, — еще более монотонно отвечала девушка, — ты же знаешь, я больна… — Начинаю сомневаться в правильности диагноза. У тебя, похоже, не с нервами беда, а с ушами. Влада слегка улыбнулась. — Коть, не ехидничай, а? Чего надо? — Просто звоню сказать, что я с тобой… Ты знаешь? Синева миндалевидных глаз девушки стала зеркальной от слез. «Какое же все-таки это счастье — знать, что ты не одна. Что в этом мире есть люди, которые с тобой. Которые не подведут, не бросят, всегда поймут и помогут. Какое счастье… И как больно терять этих людей. Невыносимо больно…» — Эй, ты меня слышишь? Я у тебя есть. Ты помнишь об этом? — Еще бы, — Влада, наконец, вышла из оцепенения, — ты у меня не только есть, но и пить, — Константин заходил к Владе всего несколько часов назад, поздравлял с выпиской из психиатрической клиники, — тем и живем. — Что делаешь? — Пишу… Точнее, пытаюсь это делать. Коть, это какой-то ужас. Я боюсь собственной печатной машинки. Мне кажется, все написанное мною будет нести в реальный мир одни разрушения… — Классический бред сумасшедшего. |
