Через четыре часа они менялись…

Первым на место преступления пришел следователь Шипов. Он постоял на остановке, постоял возле кустов, где случилось убийство, осмотрелся вокруг… Потом направился к диспетчерской на конечной остановке городского автобуса. Куда и должен был направиться, так как все до него тоже начинали с диспетчерской.

— Давай просыпайся, — толкнул наблюдатель своего напарника.

— Что там?

— Не что, а кто.

— Он?

— Он…

— Где?

— В диспетчерской.

— Тогда я пошел.

Девяносто седьмой надавил на заднюю левую дверцу, отгребая в сторону прикрывавшие машину тряпки. Перед ним был узкий, прорытый в мусоре и засыпаный сверху лаз. Он прошел по нему сильно согнувшись и подсвечивая себе фонариком, сдвинул прикрывавшую тоннель крышку, прислушался, откинул в сторону маскирующие вход картонные коробки, осторожно вылез наружу. Вылез прямо в листву подступавшей к помойке лесопосадки.

Его никто не заметил.

Стряхнув и поправив одежду. Девяносто седьмой пошел в сторону остановки городского автобуса. Но пошел не прямо на остановку, а пошел далеко вокруг к припаркованной возле домов машине.

Все это время Девяносто девятый не отрывался от бинокля. И когда следователь Шипов вышел из диспетчерской. И когда сел в машину. И когда, пропустив вперед автобус, к нему пристроилась незаметная «семерка».

Он не пропустил нужного человека, но наблюдение не снял. На то и наблюдение, чтобы наблюдать, несмотря ни на что. Даже тогда наблюдать, когда нечего наблюдать.

И он не ошибся.

Вторым под объективы бинокля встал капитан Егорушкин.

Он тоже осмотрел место действия, но осмотрел издалека и в диспетчерскую не пошел. Возможно, Девяносто девятый не обратил бы на него внимания, но капитан мелькнул уже трижды. Первый раз он был замечен на остановке вчера вечером. Второй — сегодня утром. И вот теперь… Утром он ждал автобус и куда-то на нем уехал. А до того оживленно разговаривал с людьми, стоящими на остановке. Что и отметил наблюдатель. Хотя тогда этому значения не придал. А теперь — придал. Потому что капитан был в другой одежде и снова собирался ехать туда, куда уже уезжал.

Девяносто девятый достал видеокамеру, поймал в объектив автобусную остановку, наехал трансфокатором и сделал несколько, в разных ракурсах, планов подозрительного мужчины.

Больше он ничего сделать не мог, кто-то всегда должен был оставаться на НП.

Девяносто седьмой вернулся через четыре часа.

— Довел до городского отделения внутренних дел. Потом до гостиницы. Узнал у администратора, что это следователь из Москвы. С Петровки.

А у тебя что?

— Крутился тут один. В третий раз. На местного не похож. На, взгляни.

Девяносто девятый переключил видеокамеру на воспроизведение. В «глазке» окуляра появился капитан Его-рушкин, о чем-то оживленно беседующий с ожидающими автобус пассажирами.

— Это что же получается — еще один?

— Кто его знает… Но проверить не мешает. Капитан Егорушкин работал со свидетелями. Он выяснил маршруты движения горожан через ту, конечную остановку городского маршрута и остановку междугородного автобуса. Большинство пассажиров ехали в сады.

И капитан Егорушкин стал методично прочесывать садовые товарищества.

— Ого!

— Что «ого»?

— Как у вас помидоры дружно взялись! Это что за сорт такой особенный?

— Ничего не особенный — самый обыкновенный, «бычье сердце».

— Просто «бычье сердце»? Ну тогда вы Мичурин какой-то. Как вы такого добились?.