- Отходим! – нарушил молчание Старбак. – Всем назад!

В лесу могли притаиться снайперы, поэтому он отвел своих людей назад под прикрытие насыпи.

– Не оставляйте меня, не оставляйте! – громко закричал раненый, а другой зарыдал, потому что лишился зрения.

Вдоль железной дороги ходили санитары с носилками. В них никто не стрелял. Старбак счистил кровь со ствола винтовки пучком дубовых листьев. Рядом стоял Коффмэн с глазами, блестевшими от маниакального возбуждения. Люцифер перезаряжал револьвер.

– От тебя не требуется убивать северян, - сказал ему Старбак.

- Кого хочу, того и убиваю, - буркнул мальчишка.

– И всё же спасибо тебе, - сказал Старбак, но ответом ему послужил полный оскорбленного достоинства взгляд Люцифера. Старбак вздохнул. – Спасибо тебе, Люцифер, - повторил он.

Люцифер мгновенно ухмыльнулся.

– Так я уже не Люси?

– Спасибо, Люцифер, - повторил Старбак.

Торжествующий Люцифер поцеловал ствол своего револьвера.

– Человек может быть тем, кем захочет. Может, на следующий год я решу стать убийцей мятежников.

Старбак сплюнул на ствол винтовки, чтобы его было легче очистить от засохшей крови. Где-то за его спиной в лесу защебетала птичка.

- Тихо, да? – окликнул его стоявший в нескольких шагах полковник Хадсон.

Старбак поднял голову.

– Разве?

- Тихо, - ответил полковник, - такая прекрасная тишина. Думаю, янки ушли.

Железнодорожную линию удержали.

Преподобный Старбак пережил настоящий кошмар.

Он уже второй день находился вместе со всадниками майора Гэллоуэя в надежде, что ему посчастливится принять участие в преследовании разбитой армии мятежников. Не забывал он и о том, что завтра - день Господень, воскресенье, и коротал часы ожидания, подбирая слова для проповеди, с которой обратится к победоносным войскам. Но час проходил за часом, не принося никаких признаков поражения мятежников, и шансы на проповедь резко убывали. Затем, в полдень, сразу после того, как в лесу смолкла ружейная стрельба, пришел приказ, предписывавший людям Гэллоуэя разведать, что за странные войска появились на юго-западе.

Священник отправился верхом вместе с Гэллоуэм. Они проехали по полям вытоптанной кукурузы и разграбленным фруктовым садам. Пересекли главную дорогу, где двумя днями ранее прогремело сражение, перешли вброд ручей и вышли к холмистой местности, где два полка Нью-Йоркских зуавов в кричащих мундирах отдыхали на заросшей травой возвышенности, составив винтовки в пирамиды.

- Здесь все спокойно, - заявил молодой франтоватый командир ближнего к ним полка, - мы выставили линию пикетов в лесу, - он указал на подножие холма, где рос густой лес, - их никто не тревожит, так что, думаю, обойдемся без происшествий.

Майор Гэллоуэй решил, что доедет до самой линии пикетов ньюйоркцев, но священник предпочел остаться с пехотой, и после небольшого разговора узнал потрясающую новость, что командир пятого нью-йоркского является сыном его старого друга, и что этот друг, преподобный доктор Уинслоу, служит капелланом полка своего сына. Теперь преподобный Уинлсоу мчался приветствовать своего бостонского друга.

– Никогда не думал, что увижу вас здесь, Старбак.

– Полагаю, меня всегда можно найти там, где существует необходимость свершения дел Божьих, Уинслоу, - ответил бостонский священник, пожав ему руку.

Уинслоу гордо взглянул на сына, который отправился обратно, чтобы занять свое место во главе полка.

– Ему лишь двадцать шесть, Старбак, а он уже командует одним из лучших добровольческих полков во всей нашей армии. Даже регулярная армия в подметки не годится Пятому нью-йоркскому. На полуострове они сражались, как троянцы. А как ваши сыновья? Надеюсь, с ними всё в порядке?

- Джеймс с Макклеланом, - ответил преподобный.