Зато драконий командир Уилиджер был предельно горд. Лицо его сияло, он шагал какой-то прыгающей походкой. Великое сражение было выиграно буквально за несколько минут смертельным ударом его драконьего эскадрона; ну, и нескольких других эскадронов. И что было, пожалуй, даже важнее – он вел себя в бою правильно, чему есть свидетели. Он прошел «боевое крещение кровью». Правда, ему так и не пришлось самому взяться за меч или хотя бы самому отдать важный приказ, но это Уилиджера беспокоило мало. Вполне достаточно того, что теперь он с полным правом мог говорить, что участвовал в важном сражении вместе с драконами, и поистине победоносном сражении.

Вернувшись в стойло, Релкин тщательно промыл раны и царапины на шкуре дракона и вытащил пять стрел из джобогина. Потом сходил за свежеиспеченными бисквитами с маслом и солью для себя и дракона. На пути ему попались Джак, Свейн и Энди, уже возвращавшиеся обратно. Бисквиты пахли очень вкусно. Мальчишка удивился собственному голоду. Потом они оба поели – аппетит у дракона оказался чудовищным – и крепко заснули.

И они уже не слышали, как прилетела летучая рукх-мышь, произведя в городе ужасный переполох.

<style name="super">      Глава       </style>

<style name="super">тридцать вторая</style>

то был очередной тропический день, теплый и сырой, солнце скрывалось за толстым слоем облаков. Драконы Стодевятого марнерийского устроили привал на обочине разбитой дороги, недалеко от сожженной деревни.

Деревню разрушили отступавшие крэхинцы, колодцы были забиты трупами крестьян.

Драконьим мальчикам пришлось носить воду из ближайшего ручья. Другие драконопасы раскладывали костры для кипячения. По настоятельной рекомендации ведьмы Эндисии всю питьевую воду тщательнейшим образом кипятили.

Релкину везло, последние несколько дней он не попадал в команду водоносов. Так что, принеся охапку дров, он оказался свободен.

Командира эскадрона Уилиджера не было – он отправился к генералу Баксандеру, на ежедневное совещание командного состава. Рассуждая теоретически, драконопасы, не занятые в нарядах, могли в отсутствие офицера отдыхать.

Но Релкину было виднее, может ли он позволить себе безделье. Всегда существовало множество мелких неприятных дел, которые все равно дожидались своей очереди. Так что мальчишка достал свой швейный мешочек и продел в иглу лучшую из крученых кунфшонских нитей. Первым делом он принялся за левую сторону клапана собственного ранца. Уже два дня он пристегивал клапан булавкой – с тех самых пор, как порвал, когда вытаскивал из грязи телегу походной кухни. Сам клапан был еще довольно крепким, он прослужил уже год и, когда армия высаживалась в Согоше, находился в прекрасном состоянии. Немузыкально насвистывая, Релкин принялся дырявить иглой кожу и холст ранца.

Он сидел под пунговым деревом, устроившись на его корнях, как в кресле. Дракон лежал рядом с другими драконами в тени рощицы пунговых и камедных деревьев. Этим утром они прошли шесть миль по грязной тропе – здесь такое безобразие называлось дорогой. Отдыху они, конечно, радовались, хотя и находились в отличной форме. С тех пор как войска Баксандера вышли из Кубхи – три дня назад, – не произошло ни одного столкновения с неприятелем, и единственными признаками присутствия в этих краях огромной вражеской армии были случайные группы пленных да разрушенные деревни, усеянные трупами крестьян. Режим марша по десять-двенадцать миль в день с полной выкладкой, обильной трехразовой простой пищей и питьем исключительно кипяченой воды (ничего больше) оказался наиболее благоприятным для здоровья драконов.