Сами птицы исчезли к концу дня. Как раз в это время даже наиболее страждущие оправились настолько, чтобы гулять на верхней палубе, куда в хорошую погоду дозволялось подниматься пассажирам.
На десятый день Релкин вышел на палубу подышать свежим, чистым, но холодным воздухом. Атмосфера внизу была очень тяжелой – тысячи людей и дюжины драконов, сконцентрированные в небольшом пространстве, распространяли сильную вонь, несмотря на тщательную ежедневную уборку. Для перевозки большого количества людей и драконов плотники позаботились сделать множество гальюнов, но во время морской болезни некоторые люди не успевали до них добежать – уборные были расположены на палубе вдоль борта, у входа в кубрик. В результате трюмы пачкались, их приходилось каждый день поливать свежей морской водой. Капитан Олинас также распорядилась как можно чаще проветривать нижние помещения. Но все же дышать было тяжело.
Релкин взялся руками за фальшборт и глубоко вздохнул. В полумиле впереди был виден могучий двухтысячетонный «Овес» под пирамидой сверкающих белых парусов. Справа по борту бежал брат «Ячменя», «Сахар». За ним – старый медленный «Картофель», он был классом ниже «Ячменя» и в основном занимался перевозкой зерна с Кунфшонских островов в Аргонат. Следом шел «Солод». Ни один из этих кораблей не мог насладиться в полной мере попутным ветром из-за потери части такелажа и парусов, люди на палубах возились около помп, которые уже начали выбрасывать за борт первые струи воды.
Корабли эти все же были достаточно велики, чтобы избежать серьезных повреждений, и сейчас уже почти оправились, выравнивая строй. Несмотря на бурную погоду, флот не разнесло в разные стороны, и он довольно гладко обогнул Голый мыс: восемь кораблей – из Аргоната, восемь – с Кунфшонских островов. Аргонатские несли экспедиционный легион, сформированный из боевых единиц Марнери, Кадейна, Би, Талиона и Пеннара. В него вошли не только легионеры, служившие в этих городах, но и поспешно мобилизованные резервисты. Корабли Кунфшона несли прославленный Легион Белой Розы. Эти шестнадцать кораблей, оторванные от своих обычных занятий, держали путь на юг, в Индратический океан.
Свейн и Мануэль тоже стояли на палубе, стараясь надышаться, пока колокол не позвал к обеду.
– Уилиджер уже на ногах, – сказал Свейн, – Мануэль видел его на камбузе.
Командир эскадрона Уилиджер свалился в первый же день морского похода. На самом деле болезнь последовала сразу за жестоким разносом, учиненным новому офицеру командором Вулвордом. Причиной был багаж Уилиджера из двенадцати чемоданов, причем один был набит сластями, другой – тонким вином. Кроме того, Уилиджер взял с собой сорок пар брюк и шестьдесят пар чулок. Вулворд объявил, что разрешает взять на борт один чемодан, да и тот – вполовину меньше любого из представленных.
Когда лишние чемоданы были выброшены в воды Длинного Залива, Уилиджер тут же удалился в лазарет и больше не появлялся.
– Не могу сказать, что очень мучился из-за его отсутствия, – сказал Релкин.
– И я тоже, – заверил его Свейн. – Мануэль говорит, что он слегка зеленоват с лица.
Релкин посмеялся вместе со Свейном, что доставило тому огромное удовольствие.
– Жаль, его самого не распаковали и не оставили дома вместе с багажом, – заметил Свейн.
Мануэль разглядывал остальные корабли, свешиваясь за борт, чтобы видеть «Картофель».
– Вон фрегат идет, – сказал он, – очень быстрый.
Остальные сгрудились у фальшборта и высунулись так сильно, что услышали резкий окрик моряка:
– Так вы свалитесь за борт, а там долго не проживете – море зимнее. Никто вас спасать не полезет.
– Фрегат на подходе, – прокричал Релкин. |