|
Я часто испытывал чувство умиротворения, которое охватывает тебя, когда пенис проходит через кольцо мышц у входа во влагалище, и проскальзывает в теплые, ласковые внутренние складки лона. Теперь я понял, что это просто конечная ласка. Проявляя чувство нежности, Хейзел могла протянуть руку и нежно дотронуться до моей щеки, или положить руку на голову, и я немедленно испытывал удовлетворение. Умиротворение, когда входишь в женское тело, – это и есть интенсивное чувство – это ласка, жест нежности, когда она ласкает наиболее интимную часть твоего тела с помощью наиболее интимной части своего тела. Агрессивность, которую Лоуренс называл «сексуальной войной», развивается от жажды этой потребности, точно так же преступность рождается из-за бедности. Даже одержимость Казановы может быть объяснена таким образом – в частности, тип Казановы – это мужчина, который хочет, чтобы все женщины хранили ему верность, а сам он будет поступать так, как ему заблагорассудится. Это желание добиться полной уверенности и в женской любви и одобрении. Все женщины мира любят его, они все жаждут отдать ему свою любовь, даже сознание того, что он находится в постели с другой не играет роли…
Все это привело меня к тому, что в последние годы я потерял интерес к сексуальной войне. В Диане и Мопси я имею общество из двух прекрасных любящих женщин, пока я сплю, жажда безопасности у меня удовлетворена. Эта уверенность в себе, что является даром женщины, достигнута, и я могу полностью отдаться более серьезным проблемам – проблемам философии и эволюции человечества. Все это определяет мое неприятие Хораса Гленни и философии разврата Эсмонда Донелли. Я чувствую, что в этом кроется или неосуществимость или незрелость: стремление маленького мальчика к безопасности. Я имею в виду не этот эпизод с Фионой и Мэри, который меня раздражает, потому что я оцениваю его как необдуманный: Гленни хотел «сентиментальных» отношений, а кончил сексуальными. Но другие письма свидетельствуют, что он был способен и на более грубый подход. Например, на Рождество в следующем году он возвращался домой по северному маршруту. Плывя на корабле из Амстердама в Гримзби, он решил провести несколько дней в Ронабруке: посмотреть замок и кафедральный собор. Гостиница была полна, и Гленни поселился в верхней комнате над прачечной. После полуночи он спустился во двор по малой нужде, затем постоял немного, прислонившись спиной к теплой стене прачечной. Когда он там стоял, из гостиницы вышла девушка и направилась к прачечной, там она разделась, наполнила ванну водой и вымылась. Все это время Гленни подглядывал за ней в окно. Затем она оделась и пошла спать в другую комнату того же здания. Гленни собрался было пойти за ней, когда услышал мужской голос, который, казалось, исходил из ее комнаты. На следующее утро Гленни приказал своему слуге Доггету разузнать все об этой девушке, и в частности, сможет ли он заполучить ее на одну ночь. Доггет вернулся через несколько часов и сказал, что она очень уважаемая женщина, племянница хозяина гостиницы, и она обручена с подмастерьем сапожника, за которого не может выйти замуж, так как его мастер не дает разрешения на свадьбу. Хозяин гостиницы наотрез отказался дать денег, чтобы они смогли откупиться от мастера. Гленни понял, что он, вероятно, слышал голос подмастерья в ее комнате прошлой ночью, и решил отказаться от мысли переспать с девушкой. Позже днем Доггет сказал Гленни, что он слышал, будто девушка беременна – у нее были приступы тошноты во время работы. Гленни почуял новый оборот дела. Он попросил Доггета втереться к ней в доверие и узнать, сколько ей нужно денег, чтобы ее любовник смог основать собственное дело. «Я бы дал тысячу гиней за удовольствие влить свою сперму в ее добродетельное лоно». Но оказалось, что любовник может основать собственную мастерскую за гораздо меньшую сумму – ему нужно сто семьдесят пять талеров, что равно приблизительно двадцати пяти гинеям. |
