Спартанская армия стала непобедимой. Противники тряслись от страха, видя, как войско Кратоса выходит на поле. Стоило упасть первому копью, как они бросали оружие и бежали домой, где дрожали под мамкиной юбкой. Кулак Ареса не знал пощады. Беглецов он вырезал до единого. С теми, кто пытался заключить перемирие, жестоко расправлялся. Весь мир трепетал, слыша боевой клич спартанцев, когда во главе армии стоял Кратос.

Никакой пощады. Никаких пленных. Никакой жалости.

Столько правителей умоляло Кратоса принять капитуляцию, чтобы спасти остатки войска и город, даже если бы это означало рабство при спартанской кухне. Но он отказывался даже слушать, признавая только два исхода сражения: победу или смерть. От своего войска Кратос требовал тот же. Говорил воинам, что убивает, ибо так велит Арес. Но на самом деле спартанец убивал ради собственного удовольствия. Потому что он ничего так не любил, как запах крови, предсмертные крики, горы трупов, гниющих на ноле брани.

— Если бы все это было правдой, — загремел бог, — ты и ныне был бы Кулаком Ареса и мир по-прежнему содрогался бы при малейшем слухе о том, что спартанская армия собралась на войну. Но ты недостаточно любил меня, Кратос. Твое сердце слишком прикипело к твоим…

— Нет! — выдохнул Кратос. — Нет…

Видения охватили его целиком. Он перенесся в ту последнюю ночь, когда служил богу войны.

— Жители этой деревни осмеливаются преклонять колени перед Афиной! Перед Афиной! Это место оскорбляет Ареса! Сжечь его дотла!

Брошенный Кратосом факел мелькнул во мраке и упал на соломенную крышу хижины. Крошечные искры превратились в буйный костер, и вскоре крыша обрушилась. В считаные минуты хижина сгорела полностью.

Под боевой клич Кратоса его отряд свирепых убийц вошел в деревню. Им навстречу, защищая свои дома, вышли несколько десятков селян. Вооруженные лопатами и мотыгами, они даже не надеялись, что смогут противостоять закаленным в боях воинам. Кратос скакал сквозь толпу, рубил и резал, убивая без усилий и даже не замечая, кто перед ним…

Пока не оказался в деревенском храме. В храме Афины. И сморщенная старая ведьма, оракул, пыталась преградить ему путь…

В животе у него что-то перевернулось. Дома один за другим превращались в золу, и запах жженого дерева и соломы смешался с запахом горелого мяса. Храм выглядел заброшенным. Какое-то мрачное предчувствие остановило Кратоса. Но…

Это был храм Афины. Именно он стал причиной резни. Как мог спартанец оставить его в неприкосновенности?

— Все вон отсюда! — закричал он, колотя по толстой деревянной двери рукояткой меча.

Никто не отозвался, и тогда Кратос отступил назад, клинками Хаоса разнес дверь в щепки. Навстречу ему из храма, ковыляя, вышла маленькая сгорбленная старуха нубийка в ярко-зеленом платье с буквой «омега» на груди.

— Кощунство, — сказала она, погрозив ему пальцем. — Берегись кощунства против богини, Кратос! Не входи!

— Не смей указывать спартанцу, — огрызнулся он, толкнув старуху так, что та упала.

Пинком он открыл дверь и ворвался в храм. Сверкнули клинки Хаоса, и двух шагнувших ему навстречу жрецов постигла быстрая смерть. Кратос зарычал от гнева, когда ему попытались помешать другие почитатели Афины. Он устремился вперед, нанося удары вправо, влево и перед собой, не глядя, не пытаясь сдержаться, не думая об осторожности. Кровь, смерть и торжество — Кратос в своей стихии… И поэтому он не обратил внимания на свои последние жертвы, не поколебался перед тем, как убить женщину и ее маленькую дочь…

Вновь пережитый ужас прогнал видение и вернул Кратоса на храмовую площадь, где бог выдавливал из него остатки жизни. Внезапно невыносимая тяжесть исчезла с его спины — Арес убрал ногу и отошел в центр просторной площади.