В ту ночь Кратос осознал, что его настоящим врагом является бог войны, которому он слишком верно служил. И, склонившись над телами единственных любимых людей на всем белом свете, он поклялся страшной клятвой: ему не будет покоя до тех нор, пока Арес не ляжет костьми.

Когда Кратос стоял возле погребального костра, в котором горели тела его любимой жены и драгоценной дочери, к нему подошла та деревенская ведьма, афинский оракул. На секунду ее старческое кудахтанье прервалось, и громким, звучным голосом она произнесла слова, вложенные в ее уста самими богами:

— Отныне ты не сможешь утаить от людей своего ужасного деяния. Прах жены и дочери навсегда ляжет на твою кожу несмываемым клеймом.

Пока поднявшийся из костра пепел покрывал все его тело вечной бледностью, Кратос, опустошенный горем, мог лишь стоять, смиренно принимая приговор богов. Теперь он проклят, теперь все будут знать, каким он стал чудовищем.

Так родился Спартанский Призрак.

Он и представить себе не мог, что окажется так близок к цели… И погибнет в пустыне Потерянных Душ, а в его затухающих глазах навсегда запечатлеется ящик Пандоры…

Когда перед взором Кратоса упала темная завеса смерти, с неба спустились четыре гарпии, схватили ящик и унесли его.

На запад. В Афины.

Чувствуя в полной мере свой провал, Кратос не мог долее цепляться за жизнь. Он содрогнулся в последний раз и умер.

Но для Спартанского Призрака даже смерть не означала конец.

Глава двадцать восьмая

Кратос падал, падал и падал вместе с сотнями других мужчин и женщин сквозь темно-багровый туман Аида к берегам реки Стикс.

Знакомые места. Он бывал здесь и раньше.

Но в прошлый раз он был живым человеком, смертным, вторгшимся в мир теней. Теперь же он сам — тень, которой, несмотря ни на какие былые геройства, придется навеки остаться в царстве Аида.

За время нескончаемого падения Кратос успел хорошенько рассмотреть себя. Его кожа осталась такой же белой, а татуировки такими же красными, как и при жизни. Мышцы по-прежнему упруги, руки сильны. От гигантского снаряда, который отправил его на тот свет, не осталось и следа. Спартанец чувствовал себя на удивление хорошо.

Ему вспомнились жена и дочь, ушедшие в подземное царство раньше. Возможно, в качестве наказания ему придется убивать их снова и снова целую вечность, будучи не в силах остановиться. Так Тантал навеки обречен видеть свежие фрукты и чистую воду без возможности ими насладиться.

Порыв ветра хлестнул Кратоса по лицу, и в его груди созрела решимость. Он спартанский воин, и, пока не окажется в лодке Харона, плывущей на тот берег Стикса, он еще не умер. Не совсем умер. Как назвать состояние, в котором он теперь пребывал, спартанец не знал и оставил этот вопрос на усмотрение философов, поскольку сам никогда не интересовался абстрактными сущностями. Против смерти Кратос не возражал, он лишь хотел убедиться, что плачущая тень Ареса достигнет Стикса раньше.

Он падал уже так долго, что вскоре смог рассмотреть ландшафт преисподней. Реки пока не было видно, зато Кратос заметил твердые на вид сооружения, белевшие в багровом полумраке. Через какое-то время он понял, что это кости.

«Слишком большие, чтобы принадлежать даже богам», — подумал Кратос, пролетая мимо грудной клетки.

Каждое из ребер диаметром превосходило центральную голову гидры. Позади грудной клетки он увидел позвоночник, в нем каждый из позвонков был размером с Парфенон.

Кратос прижал руки к телу и раскинул ноги, чтобы перевернуться головой вниз, а потом на лету рулил ногами и руками, стремясь оказаться как можно ближе к выступающим частям гигантских останков. Он не боялся жесткого приземления — мертвецу какая разница? Пока спартанец стремительно приближался к позвоночному столбу, он различил зыбкие силуэты других теней, охваченных тем же желанием, что и он.