Именно потому, что он был командиром и шел первым, Эш раньше других вырвался из облачной завесы и сразу взял курс влево, чтобы бросить взгляд на пролив. Но тут же увидел, как с востока приближались самолеты противника. Эш насчитал их девятнадцать. Двигались они прямо к «щели». Невольно напряглись мускулы.

— Противник с востока, девяносто градусов, — сказал он.

— Всего двадцать, — отозвался Саймон.

— О'кей, парни, вы знаете что делать. Пошли! — скомандовал Эш и, нарушая строй, устремился вверх, навстречу «Зеро».

Эскадрилья перестроилась по парам.

— Ну, давай, ты, рисовый шарик, — бормотал Эш, набирая высоту и пытаясь выйти в хвост японскому истребителю. Кому-то из них суждено сегодня окунуться в кристально-голубые воды океана. В наушниках затрещало.

— Ставлю десятку, что Торнтон возьмет первого. Он уже у него на хвосте.

— Это и слепому понятно, — последовал ответ Саймона. — А вот я ставлю пятьдесят, на то что мы отправим хлебать воду тринадцать из двадцати за сорок минут. Принимаешь, Орландо?

— По рукам, Джессап!

— Еще двадцать, Джессап, — предупредил Эш. — Шестьдесят градусов.

Он положил самолет на левое крыло, догоняя «своего».

Эш переменил радиочастоту, подождал мгновение и затем отчетливо произнес: «Я у тебя на правом крыле, сукин сын». Психологическая атака дала результат: японец инстинктивно нырнул вправо, и Эш нажал на гашетку.

— Береги хвост, Торнтон, уходи резко влево, я возьму его, — послышался в наушниках голос Избецки. Краем глаза капитан заметил, как пулеметная очередь прошила крыло японского истребителя, но тот уже уходил ввысь. Избецки гнался за ним, однако у противника было преимущество: он мог подниматься под более крутым углом.

— Черт, я его упустил! — проворчал Избецки.

— Не переживай, вернется, — успокоил его Эш. — Хотя вряд ли сегодня, ты его все-таки подстрелил. Между прочим, сбил антенну. Хорошая работа, Избецки. Пора спуститься пониже.

А внизу вовсю кружилась карусель ненависти и смерти. Эфир заполнили проклятия, насмешки, оскорбления. Шесть японских истребителей уже показали хвосты, отправившись на базу из-за полученных повреждений. Эш перешел на свою частоту, надеясь найти Саймона, но внезапно услышал собственное имя, произнесенное с японским акцентом. Рука дрогнула.

— Слышу, — сказал он.

— Я капитан Нуан Нагома, собираюсь отправить тебя в «щель».

— А я Джек Потрошитель, и, чтобы заставить меня попробовать этой водички, нужен летчик получше тебя. Ты просто не знаешь, с кем имеешь дело сегодня, Нагома. Мы из первой линии — впрочем, не думаю, что ты знаешь что-нибудь о футболе.

— Я знаю все, что можно знать об этих неженках, которые называют себя американскими летчиками.

— Посмотри получше, Нагома! О каких неженках ты говоришь? Два твоих самолета уже ушли вниз. Видел, как они взорвались над самой водой? Красота!

— Ты мой, капитан Торнтон. Я уже послал на тот свет всех командиров эскадрилий, которые были здесь до тебя. Теперь твоя очередь.

— Только не в этой жизни, приятель!

Нагома нырял и петлял, пытаясь сбросить Эша с хвоста, но тот держался. Оба замолчали. Внезапно Нагома резко ушел вверх, сделал «мертвую петлю» и оказался прямо перед Саймоном, который, стараясь уйти от преследователя, вильнул влево. Выстрел из пятидесятимиллиметровой пушки оказался удачным, снаряд прошил обтекатель.