– По-моему, кто-то в отеле говорил мне… но, конечно, они могут ошибаться…

– Никогда не верь рекомендациям, пока не узнаешь характер рекомендующего, – сказала тетушка Мэлоди, усаживаясь на один из удобных плетеных стульев в Квадри. – Но если ты хочешь попробовать granita, то я совершенно уверена, что здесь она не хуже, чем у Флориана.

– Поппи, – прошептала Энджел, когда тетушка Мэлоди отвернулась, прислушиваясь к звукам оркестра. – Ты себя очень странно ведешь. Почему ты так это расхваливаешь? И куда ты уходила сегодня в полдень?

Поппи колебалась; одна половина ее существа стремилась рассказать Энджел о сегодняшней встрече с Фелипе, но другая половина хотела сохранить свой секрет. Позже, обещала себе Поппи, она расскажет Энджел все, но сейчас это была ее волшебная тайна.

– О, я просто ходила к Флориану, – прошептала она в ответ Энджел. – Думаю, что это жара не дает мне покоя. – Но когда она зачерпнула свою granita, она попыталась представить себе опять, что это Фелипе сидит напротив нее, улыбаясь своей едва уловимой, уверенной, насмешливой улыбкой, говоря ей, что она красива, как женщины на полотнах Тициана, и целуя ее пальцы слегка прохладными крепкими губами. И она просто не могла дождаться, когда наступит завтрашний полдень.

Поппи примерила маленький кремовый жакет и табачного цвета юбку, которые мадам Моне выполнила по дизайну Вёрса, но Поппи это показалось слишком изощренным и вычурным. Отложив их в сторону, она надела желтое платье с рюшами, сшитое мисс Мэтьюс и с отчаянием подумала, что в нем она выглядит слишком молоденькой! Простая белая шелковая блуза и темно-зеленая юбка было единственным, что показалось ей подходящим. Поппи быстро привела в порядок свою прическу, обуздав волосы бесчисленным количеством заколок и шпилек. Она опаздывает! – подумала Поппи и устремилась в самую гущу тихого венецианского полдня – вдоль тенистых аллей и через маленькие игрушечные мостики, откидывая назад мятежные прядки рыжих волос, которые падали ей на глаза и скользили по щекам, уже влажным от пота.

Часы на башне уже показывали десять минут четвертого, когда она с разбегу влетела на Пьяццу, нервно приглаживая свои непокорные волосы. Внезапно она остановилась на бегу и попыталась придать своей походке чинный вид. С замирающим сердцем она заглянула сквозь стеклянные двери чайной Флориана, а потом зашла внутрь.

– Поппи! Я так рад! А я уже думал, что вы не придете!

Зеленоватые глаза Фелипе смотрели с такой искренностью, когда он взял ее руку в свои, глядя на нее так, словно она была самая удивительная и прекрасная девушка на свете. Опять Поппи почувствовала, что очутилась в особом, избранном мире, где существовали только она и он. Неотрывно глядя на него, она проговорила смущенно:

– Извините, я опоздала. И по самой глупой причине… Я просто не могла решить, что мне надеть.

Они сели за тот же столик… Их столик, – подумала Поппи, когда Фелипе подозвал вчерашнего официанта с черными бакенбардами и заказал una granita cioccolata per la bella signorina.

– Я была вчера вечером здесь, на Пьяцце, – сказала она застенчиво. – Я искала вас…

– Ах, как жаль, что я не знал! – воскликнул Фелипе. – Вчера вечером я обедал со своим дядей на загородной вилле. Это мое убежище, где я могу изредка спасаться от летнего венецианского зноя. Это сказочное место, Поппи. Там самые красивые в мире сады – с чудесными фонтанами, водопадами и потаенными гротами. И в один прекрасный день, – добавил он гордо, – вилла, эти райские сады и все поместье будут моими.

Он не рассказал ей сущий пустяк – то, что эти сады Эдема, разбитые его предками, разрослись и были запущены, что обширные земли поместья, с разбросанными на них ветхими домишками, фермами и виноградниками, были абсолютно непродуктивными из-за того, что годами ими никто не занимался.