— Куда поедем? — спрашивает Еким Алешу.

— Поедем прямо в стольный Киев, к ласковому князю Владимиру.

Повернули они коней на дорожку прямоезжую, доехали до Сафат-реки, раскинули на лугу полотняный шатер, стреножил Еким коней богатырских, пустил их в травку в чистое поле, а сами богатыри легли в палатке отдохнуть.

Прошла и длинная ночь осенняя; встал Алеша рано, росой умылся, богу помолился. Тем временем Еким оседлал коней, и уже хотели богатыри пуститься в путь-дорогу.

Тут как раз подходит к ним калика перехожий, нарядный: разодет в шубу соболью, лапотки у него семи шелков, серебром, золотом расшиты, в руках палица весом в пятьдесят пудов заморским свинцом налита.

Говорит калика богатырям:

— Добрые молодцы! видел я сегодня Тугарина Змеевича, чудовище страшное: ростом он в три сажени, от плеча до другого косая сажень, между глаз стрела каленая уляжется; конь под ним, словно лютый зверь: из ушей дым валит, из ноздрей пламя пышет.

Захотелось Алеше побороться со змеем, просит он калику, чтобы уступил ему ненадолго свое платье каличье, надел пока его богатырское.

Поменялись они одеждой: пошел Алеша на Сафат-реку. Как увидал его Тугарин — закричал ему громким голосом, так что всколыхнулась мать земля сырая:

— Гей, калика перехожая, не видал ли ты молодого Алешу Поповича; я бы его копьем заколол, огнем спалил!

Стоит Алеша еле жив со страху, однако говорит змею:

— Не слышу, что говоришь ты, Тугарин Змеевич; подъезжай сюда поближе, скажи погромче.

Поверил ему Тугарин, подъехал к нему вплотную. Как кинет ему в лоб Алеша палицу свою тяжелую в пятьдесят пудов — расшиб Тугарину голову; упал змей навзничь.

Снял Алеша с Тугарина цветное платье ценой во сто тысяч и на себя надел, сел на змеева коня и поехал назад.

Увидали его Еким Иванович с каликою, испугались, подумали, что сам Тугарин гонится за ними, побежали к городу Ростову, Алеша за ними, кричит:

— Постойте, братцы!

Куда! Никто и не слушает. Еким Иванович, со страху не оглядываясь, запустил в Алешу свою палицу, попала палица прямо в грудь молодецкую. Видит Еким, что враг его свалился с коня, вернулся, выхватил свой кинжал булатный, хочет рубить Алеше грудь белую, да увидал на нем золотой крест — остановился, заплакал горько.

— Наказал меня бог; убил я своего братца названого.

Стал Еким с каликой приводить Алешу в себя: влили ему вина в рот, водой его холодной спрыснули; встал наконец Алеша, шатается, словно хмельной.

Переменился потом Алеша с каликой одеждой, надел свое богатырское платье, а Тугариново в сундук спрятал, и поехали они с Екимом Ивановичем в Киев.

Прибыли они на княжий двор, слезли с коней; пошел Алеша в гридню княжескую; входит — крестом себя осеняет, кланяется на все четыре стороны.

Спросил князь Алешу об имени-отчестве, посадил его на лучшее место, ласковым словом приветствовал.

Только сел Алеша за стол, видит: отворяются двери гридни и двенадцать сильных богатырей вносят на пир Тугарина Змеевича: лежит Тугарин на золотой доске, проносят его на лучшее место между князем и княгиней. Как начали разносить кушанья сахарные, видит Алеша, что Тугарин по целой ковриге хлеба глотает, чашей меду величиной с ведро каждое кушанье запивает.

— Что за невежа, мужик неотесанный, к тебе, князь Солнышко, на пир попал? — спрашивает Алеша Владимира. — Была у моего батюшки старая собака, жадная на еду; однажды стащила она большую кость да и подавилась; пришлось забросить собаку под гору в яму! То же будет и с Тугарином.

Почернел Тугарин со злости, однако промолчал на первый раз; Алеша просветлел, словно светлый месяц.

Принесли на стол белую лебедь; взял Тугарин лебедь с блюда, всю зараз проглотил.