Изменить размер шрифта - +
Наверное, этим и объяснялось, что он, проскользнув сквозь лазейку, давно проделанную детьми в живой изгороди, оказался в саду Шоукроссов, а если совсем точно, то в их оранжерее, где сжал в объятиях Роберту Шоукросс. (Они с миссис Шоукросс участвовали в местной постановке «Микадо», удивив и самих себя, и друг друга страстным исполнением ролей Ко-Ко и Катиши.)

Солнце и Луна, пришло в голову Хью, мужское и женское начало. А что бы он подумал, узнав, что это имена его будущих правнуков?

— Миссис Шоукросс, — выдохнул он, изрядно расцарапавшись в узкой лазейке. Нужно было учитывать, что дети куда субтильнее, чем он.

— Просто Роберта, умоляю, Хью.

До чего же интимно прозвучало в ее устах его имя. В устах мягких и влажных, привыкших раздавать только похвалу и ободрение.

Тело ее оказалось теплым. И без корсета. Одевалась она богемно, да к тому же слыла вегетарианкой и пацифисткой, а еще ратовала за избирательное право для женщин. Эта дама хранила потрясающую верность своим идеалам. Такой личностью невозможно было не восхищаться. (Во всяком случае, до определенной степени.) Ее убеждения и страсти выплескивались наружу. Страсти Сильви бушевали исключительно внутри.

Он чуть крепче сжал в объятиях миссис Шоукросс и почувствовал ее отклик.

— Господи, — прошептала она.

— Да уж… — отозвался Хью.

Ценным качеством миссис Шоукросс… Роберты… было понимание войны. Нельзя сказать, что Хью собирался завести разговор на эту тему — нет-нет, боже упаси, — но до чего же приятно находиться рядом с той, которая понимает. Хоть сколько-нибудь. У майора Шоукросса, вернувшегося с фронта, начались какие-то недомогания, но у своей жены он всегда находил только сочувствие. А ведь не он один видел те ужасы, о каких в семье обычно не заговаривают; но у Сильви, естественно, не возникало ни малейшего желания беседовать о войне. В ткани их супружества это было заметной прорехой, которую она кое-как залатала раз и навсегда.

— Ах, как метко сказано, Хью! — восхитилась миссис Шоукросс… Роберта… — Но если не наложить умелые, невидимые стежки, рубец все равно останется, правда?

Он уже был не рад, что приплел сюда метафору шитья. В раскаленной на солнце оранжерее висел запах герани, причем, с точки зрения Хью, совершенно удушающий. Миссис Шоукросс бережно приложила ладонь к его щеке, словно к хрупкой вещице. Он приблизил свои губы к ее губам. Ну и дела, подумал он. Его занесло на неизведанную территорию.

— По правде говоря, Невилл… — застенчиво начала она («Что еще за Невилл?» — удивился про себя Хью), — Невилл теперь… ничего не может. После фронта, понимаешь?

— Майор Шоукросс?

— Да-да, Невилл. А кому охота быть… — Она зарделась.

— Вот оно что, — выдавил Хью.

От запаха герани к горлу подступала легкая тошнота. Воздуха не хватало. Нарастала паника. В отличие от некоторых своих приятелей, Хью серьезно относился к брачным обязательствам. Считая супружество компромиссом, он все же не преступал границ дозволенного. Но миссис Шоукросс… Роберта… она ведь просто соседка, в самом-то деле. У них в общей сложности десять детей — сомнительное основание для внебрачной страсти. Нет, думал он, надо как-то выпутываться из такого положения; а губы его неумолимо приближались к ее лицу.

— Господи! — воскликнула она и неожиданно отпрянула. — Неужто уже время?

Хью огляделся в поисках часов, но безуспешно.

— Сегодня же «Киббо Кифт», — объяснила она.

— «Киббо Кифт»? — Хью совсем растерялся.

Быстрый переход