И только потом пришло понимание – «Мамочка, что же я наделала!». Эта ужасная, казалось бы, мысль вызвала у неё блаженную улыбку. Склонённая над ней белокурая голова Альфреда с бездонно синими глазами заслонила собой весь мир.

Странно, но их роман, потерявший всякие признаки маскировки, не вызвал никакого противодействия общественности. Вокруг немецких летчиков крутилось много местных девушек. Наши курсанты с озорным соперничеством тоже пускались во все тяжкие. Правда, в отличие от немцев сразу предлагали жениться. На лётной подготовке амурные похождения не отражались. Поэтому командование училища смотрело на такое поведение сквозь пальцы. С немцами хоть и не братались, но считали их своими по духу и союзниками в будущих боях за победу всемирной революции.

От этих воспоминаний у Аделии похолодела спина. Наивная беспечность тех дней обернулась кошмаром, который ни на секунду не отпускал её душу из своих цепких лап. А на сцене в золотистом мареве на фоне Нюрнбергского собора звучали вокальные перебранки персонажей оперного действа. Аделия скосила взгляд на пустующую ложу и с надеждой подумала – «А вдруг не придёт?».

Зал взорвался бурными аплодисментами. Занавес закрылся. Медленно и величественно зажглись люстры. Начался антракт.

Франц шепнул Аделии: «Пойдем, прогуляемся». Она молча повиновалась ему, хотя ноги отказывались идти. Едва они вышли из ложи, как какое то общее движение заставило их прижаться к стене. В искристом свете хрустальных бра на них двигалась группа людей, подобно мощной волне заполняя собой всё пространство коридора. Центром притяжения являлась массивная фигура в полувоенном френче тёплого дымчато сероватого цвета с золотым шитьем. Не поднимая головы, Аделия поняла, что это Геринг. Взгляд её уперся в его лаковые большого размера туфли. Чеканный шаг был поступью властелина. Лёгкий, стремительный, но крепко оставляющий след даже на жестком ворсе ковровой дорожки.

Со всех сторон неслось традиционное «Хайль!». Франц крепче сжал руку, поддерживающую локоть Аделии. Она подняла голову. И совсем рядом увидела лицо, поразившее её значительностью черт. Это была голова ожившего бюста античного римского императора, которую когда то Аделия видела в Пушкинском музее. Тяжелая нижняя челюсть, горделиво крупный нос и взгляд глубоко посаженных глаз, лишённых, как ей показалось, зрачков. На губах играла безразлично приветливая улыбка. А правая рука не столько поднималась в фашистском приветствии, сколько брезгливо отмахивалась от подобострастных физиономий приветствовавших.

Аделия стояла, как заворожённая. Всего в полуметре от неё находился один из кровных врагов её страны. Она могла бы сделать шаг и вцепиться в его горло. Но внезапно возникла спасительная мысль – «Такое не прогрызешь».

Новый толчок Франца заставил её отвести взгляд и – «О, Боже!». Из за спины Геринга на неё в упор смотрел Альфред. В его глазах застыло изумление. Столь знакомые черты Аделии никак не ассоциировались у него с её нынешним обликом. Он был поражен сходством, стоящей у стены элегантной дамы, с той самой русской любимой девушкой, навсегда исчезнувшей в бесконечной сибирской тайге (как ему было заявлено в германском МИДе заместителем Риббентропа).

Аделия окончательно растерялась. Как ни готовилась она к этой встрече, всё равно оказалась застигнута врасплох.

Альфред, не меняя шага, прошел мимо, унося с собой неясное ощущение дежавю. И не оглянулся. Аделия прикрыла глаза рукой, чтобы сдержать набежавшие слёзы. Ей показалось, что случилось самое страшное, о чём она запрещала себе думать, – Альфред не узнал её!

– Порядок, он наш! – довольным тоном произнёс Франц.