– Идём, – сказал княжеский человек. – Князь Урус ждёт тебя.

В те дни, когда русские послы ждали своей судьбы в плену у князя Уруса, многотысячное войско ногайцев вышло из степей, переправилось через Волгу и набросилось на окраины Руси. Особенно пострадал город Темников, всю округу которого ограбили и пожгли. И вновь, пока сотни степняков рыскали по селениям, потянулся полон в Ногайскую Орду.

Пелепелицына, готового к унижению и расправе, привели и поставили пред очами князя Уруса. Тот сидел на подушках, на устланном коврами полу, скрестив ноги, и тянул из пиалы кумыс. Вокруг него сидели и смотрели на русича другие ногайцы. Сесть царскому послу князь не предложил.

– Поглядел я на подарки твоего царя, боярский сын, – усмехнулся Урус. – Хороши подарки, беру. Говори, чего хочет от меня ваш добрый царь? – хоть и говорил спокойно, но закипал уже князь Урус. – Хотя и сам знаю: мира он хочет! А только заслужил ли он этот мир? Сколько лет натравливает он на меня казаков, а?! Сколько лет они убивают моих воинов и воруют наших женщин и детей! Сколько лет терпим мы эту беду?!

Пелепелицын понял: не для расправы пригласили его – для разговора!

– Мой царь, князь, предлагает забыть обиды – навеки забыть, – сказал посол. – И предлагает тебе быть у него на службе супротив ливонцев. Заново станешь ты ему кровным братом после этого и верным другом.

– Знаю я, отчего ваш царь хочет мира, – повторил с усмешкой Урус. – Со всех сторон вас окружили! Точно зверя травят! А сил у вас мало осталось! Ещё неизвестно, быть вам, русским, или не быть? А то ведь раздавят…

– Может, сил у нас и менее, чем прежде, – ответил усмешкой храбрый Пелепелицын. – Но на степь хватит. Уж поверь мне…

– Что хочешь сказать мне этим, русич? – нахмурился князь Урус, лицо его исказилось от гнева. – Вызов бросаешь?

– Говорю как есть, князь. – Посол шёл напролом. – Ты прав: может, самому царю и не до Сарайчика нынче. И других дел и забот у него – прорва. Но открою тебе секрет, потому как терять мне более нечего, кроме жизни. Только своим царским словом царь наш батюшка удерживает казаков и волжских, и донских, и яицких от похода на Сарайчик. – Пелепелицын твёрдо встретил гневный взгляд Уруса. – Не от себя я говорю, князь! От лица государя своего. И не лукавлю! Он мне так повелел сказать. Передай, говорит, с подарками князю Ногайской Орды Урусу, что еле сдерживаю казаков всех окраин от похода в каспийские степи. Уже давно казаки точат сабли на ногаев, вновь, как и два года назад, хотят пройтись огнём и мечом по ногайским улусам и вновь сжечь столицу вашу.

– Врёшь! – воскликнул Урус и швырнул в сторону пиалу. – Врёшь, московит!

– Не вру, князь! Вот тебе истинный крест, что не вру, – широко перекрестился Пелепелицын. – Правду говорю! Скажи князю, сказал мне царь, мочи больше нет удерживать казаков от большой войны. Многие тысячи готовы выдвинуться с русских рек. И сговорились они уже. Москвы только и опасаются, не хотят ссориться с царём казаки. А ты сам знаешь: буйны у них головушки, остры сабли и пики, горяч свинец! Ни своей жизни, ни чужой не жалеют. Дикие они и сердцем, и душой. И ой как степь не любят! – Посол даже головой покачал. – И мести хотят за Русскую землю поруганную! Не мои это слова, – глядя в искажённое от гнева лицо ногайского степного владыки, смело говорил Василий Пелепелицын, – не мои, князь. Иоанна Васильевича! Убьёшь меня – в лицо царю плюнешь.