— Памела передернула плечами. — Я хочу попытаться как-то убедить его отказаться от этого. Он уже решил, впрочем, что боковые фигуры ему не нужны.
Аполлон бросил на нее быстрый взгляд.
— Ты имеешь в виду статуи Цезаря, Артемиды и… — Он запнулся на собственном имени.
— Да, и Аполлона, — подтвердила Памела. — Вон тот головастик с арфой должен изображать собой бога солнца.
Аполлон изо всех сил постарался сохранить безразличное выражение лица.
— Ну, на самом деле Аполлона правильнее называть богом света, а инструмент в его руках — лира, а не арфа.
— Да? — пробормотала Памела, присматриваясь к статуе. — Я и не знала, что это не одно и то же. А, ну да, ты ведь музыкант, так? А я только и знаю, что эта штука светится неоновым зеленым, когда уродик оживает.
— Да. — Аполлон сумел не скривиться. — Я тоже так слышал.
Все еще глядя на статую, Памела сказала:
— Я даже не знала, что Аполлон — бог света. Я всегда думала, что он солнечный бог.
— Так предпочитают называть его римляне, однако для греков он всегда будет богом света, подарившим людям медицину, музыку, поэзию и правду.
— Правду?
— Да, правдивость очень важна для Аполлона. Он всегда был одним из немногих олимпийцев, которые считали увертки и скрытность оскорбительными.
— Я и понятия не имела. Я думала, все эти мифологические боги весьма импульсивны и самовлюбленны. Я вроде бы помню, что мой учитель английского описывал их как бездельников и распутников.
Аполлон слегка откашлялся и неловко поерзал на стуле.
— Эти боги… ну… да, они, безусловно, очень страстные, и страстность иногда подталкивает их к неожиданным и эгоистичным поступкам. Но ты должна помнить еще и то, что в древнем мире считалось большой честью удостоиться любви кого-то из богов, и в особенности бога света.
— Ох, но тогда получается, что хотя Аполлон и говорил правду, он совсем не знал, что такое преданность.
Аполлон нахмурился, не зная, что ответить. Ему хотелось как-то оправдаться, но он не мог. Памела была совершенно права. Он никогда не был кому-то предан. Да он никогда и не хотел этого.
— Значит, ты, кроме прочего, увлекаешься еще и мифологией? — спросила Памела.
— Ну, наверное, это можно назвать скорее страстью, чем увлечением, — с легкой улыбкой сказал Аполлон. — Я знаю достаточно, чтобы заверить тебя: лира бога света никогда не сияет зеленым в то время, когда он играет на ней, а голова у него совсем не такая большая.
Памела усмехнулась.
— Рада это слышать. Просто не представляю, как бы он мог быть дамским угодником с такой внешностью.
— А тебе известно, что в некоторых древних текстах говорится: Аполлон нашел свою любовь? — Он говорил быстро, спеша опередить здравый смысл, который заставил бы его замолчать. — И после того был целую вечность верен своей возлюбленной.
— Вот как? И кем же она была? Прославленной богиней?
— Нет, он нашел свою половинку среди смертных.
— Смертная женщина? Ух ты… Наверное, потому-то все это и называется мифами. Я просто вообразить не могу настоящую, реальную женщину, которая оказалась бы настолько глупа, чтобы влюбиться в бога.
У Аполлона что-то сжалось в груди.
— Но только подумай о том, что она получила! Она воспользовалась шансом — и нашла свою настоящую половину!
Памела улыбнулась — неторопливо, нежно.
— Да ты и вправду романтик…
— Да, — произнес он резко и тут же был вынужден замолчать и перевести дыхание, чтобы утихомирить взбунтовавшиеся чувства. |