3 мая руководители ГПУ всё ещё колебались и признали вызов Тихона в Московский Ревтрибунал нецелесообразным. Вместо этого они предполагали тайно вызвать его на Лубянку и потребовать в течение 24 часов публикации об отречении от должности, лишении его сана, а также отрешения от должности представителей Зарубежной Русской православной церкви. Патриарха должны были склонить к изданию специального послания зарубежному православному духовенству о немедленной выдачи представителям советской власти всех ценностей, находящихся в заграничных церквях. И лишь в случае отказа Тихона выполнить эти требования руководство ГПУ предполагало немедленно арестовать последнего с предъявлением абсолютно всех обвинений в преступлениях, совершённых им против советской власти по совокупности.
4 мая на заседании ЦК РКП(б), на котором присутствовал В. И. Ленин, было принято постановление о строжайших директивах Московскому трибуналу: «1) немедленно привлечь Тихона к суду и 2) применить к попам высшую меру наказания».
А 5 мая, вопреки рекомендациям ГПУ, патриарх Тихон всё же был вызван в зал заседаний Трибунала в Политехнический музей для дачи свидетельских показаний по делу московского духовенства и мирян о сопротивлении изъятию церковных ценностей.
В тот же день после многочасового допроса в Московском ревтрибунале патриарх Тихон был вызван по повестке к начальнику Секретного отдела ГПУ Т. П. Самсонову-Бабаю. В 19 часов в кабинете дома на Большой Лубянке кроме Самсонова его с нетерпением ожидали заместитель председателя ГПУ В. Р. Менжинский, начальник 6-го отделения Е. А. Тучков и работник Наркомата юстиции П. А. Красиков.
— Вам придётся объявить свою позицию до конца, указав на Карловицкий собор и контрреволюционную деятельность духовенства за границей, — чётко говорит Красиков. — Вы должны ясно и определённо реагировать, а также вы должны сказать ясно и определённо о национализации церковного имущества.
— Гражданин Белавин, — встревает в разговор Самсонов, — говорите яснее и определённее по существу вопроса относительно того, как вы намерены поступить с контрреволюционным духовенством за границей и какая мера наказания им будет определена.
— Евлогия и Антония вы можете пригласить к себе в Москву, — добавляет Менжинский, — где потребуете личного объяснения.
— Разве они приедут сюда? — удивлённо спрашивает Белавин.
… — Вы должны дать воззвание о том, что власть распорядилась национальным имуществом вполне справедливо, — твердит Красиков.
— Я просил дать мне конкретные требования, — уточняет патриарх.
— Необходимо остановить кровопролитие.
— Разве мы проливаем кровь?
— Необходимо отдать всё, за исключением самого необходимого.
— Всё? Никогда! Вот вы говорите о канонах и об ужасах голода, но почему вы тогда запрещали создание Церковных комитетов ПОМГОЛа?
Красиков даёт патриарху заграничную газету и говорит о выступлении Антония Храповицкого: — В дальнейшем это нетерпимо!
— Дайте протоколы этих собраний, — просит патриарх Тихон.
— Вы должны категорически отмежеваться от реакционного духовенства. Ваш отзыв о том, что вы осуждаете, — платонический. Он должен быть обоснован юридически.
И Красиков читает обращение Антония Храповицкого к Деникину.
— Будете ли вы осуждать священников, которые выступают против правительства? — задаёт новый вопрос Самсонов.
— Принципиально мы никогда не сойдёмся.
— Будете ли вы реагировать на то, что ваши подчинённые идут против власти?
— Я их осуждаю, о чём уже писал.
— Это надо сделать публично, — подсказывает Самсонов. |