Она сосредоточена только в тех
сферах, которые они в состоянии сами себе вообразить. В остальном же… Да вот великолепный пример – мой дом. Обычнейшая крестьянская изба,
но одновременно… И никого, кроме вас сейчас, я туда не пускал. Поскольку это мой собственный мир.
Я не ушел в эмиграцию и был прав. Мне здесь веселее… Даже исходя из публикаций советской прессы. Может быть, будучи Шаляпиным или Буниным –
как-то можно устроиться. А кому нужен флотский минер, старший лейтенант? Даже и унтером в английский или французский флот вряд ли взяли бы…
Таксистом же в Париж – увольте.
– Тут вы не совсем правы. Как раз флотские минеры союзников весьма интересовали. Колчаку, кстати, они предлагали адмиральский же чин в
американском флоте именно в этом качестве. И вас бы вряд ли обидели. Или возьмите Финляндию. Маннергейм бывших русских офицеров весьма
привечает, и флот у него есть. Но это к слову. А теперь? Чувствую, что-то для вас изменилось?
– Теперь – другое дело. Нам с вами здесь не укрыться и не выжить.
– Нам с вами? – удивился Шестаков.
– Конечно. Видимо, пришло время разбрасывать камни…
И нарком в душе немедленно с ним согласился. Мало, что способов выжить в Советской России после всего случившегося не было никаких, он еще
и каким-то шестым чувством понимал, что оставаться здесь не следует в силу еще и неких высших исторических причин. Каких именно – он пока
не знал.
Спросил только:
– Ну, если даже и нам с вами вместе – так как и куда?
– Проще всего – в ту же Финляндию. Через карельскую границу, поскольку линию Маннергейма нам не преодолеть ни в каком виде. А от
Петрозаводска – можно. Тем более – у меня там приятели имеются как раз такой склонности характера.
– Какой? – не понял Шестаков.
– Носить через границу товары повседневного спроса. Контрабандой это еще называется. Откуда, по-вашему, берутся на черном рынке заграничные
чулки, презервативы, одеколон, бритвенные лезвия? Родная потребкооперация их не производит… И советские пограничники промышленной
контрабанде как раз особенно и не препятствуют. Или свой интерес имеют, или сверху установка такая. В какой-то мере товарный голод
удовлетворяется. Вот если идейные враги из страны бежать пытаются – тех ловят умело и беспощадно. А мои честные контрабандисты
десятилетиями ходят – и ничего.
– Согласен. Если найдутся люди, способные нас через границу перевести, я согласен. Мне лично жизнь не дорога, но Зоя, ребята… Им в лагере
умереть я не позволю.
– Приятно слышать внезапно прозревшего советского чиновника, – вновь скривил губы Власьев. – Только ведь такой переход денег стоит…
– Деньги у меня есть.
– Много ли?
Шестаков торопливо вскочил, принес из соседней комнаты свой саквояж.
Выбросил на стол конверты с зарплатой за последние месяцы.
Власьев вскрыл их со скептическим интересом. Денег даже на глаз было довольно много, по советским меркам. Около сорока тысяч.
– Как думаете, этого хватит? – Нарком внезапно смутился. – Я в нынешних ценах не очень разбираюсь. За путевки, одежду, питание бухгалтерия
сама вычитает, а по магазинам уж не помню когда и ходил. Недосуг. В театре у Зои был несколько раз, так опять же по контрамарке…
Власьев хмыкнул. |