Марина в большой тревоге вернулась к себе. Она надела белый капот, заплела на ночь волосы и отослала горничную. Затем она торопливо открыла шкатулку и достала из нее маленький револьвер дивной работы, который подарил ей муж ее приятельницы, Булавиной, и сунула его в карман. После этого она села у окна, с трепетом прислушиваясь к малейшему шуму. Она не знала, удалось ли барону переговорить с ее мужем, придет ли тот объясняться с ней, и что он скажет? Иногда сознание, что она оправдалась перед бароном, и что он ее любит, вызывало счастливую улыбку на ее лице, однако страх и беспокойство брали верх.

Часы пробили уже час пополуночи, как вдруг она услышала приближавшиеся шаги в коридоре, сообщавшемся с комнатой мужа. Минуту спустя дверь раскрылась, и вошел граф.

Он не снял фрака и был очень бледен; холодно и сумрачно взглянул он на Марину, которая встала дрожа, волнуясь и бледнея.

— Сядьте, мне нужно с вами побеседовать, — сказал он пододвигая ей кресло, в которое та машинально опустилась.

Сам он остался стоять.

— Реймар сказал, что вы с отчаяния хотели покончить с собой, — холодно продолжал он, — узнав от бабушки о моих отношениях с вашей покойной матерью. Слава Богу, что он успел помешать вашему самоубийству. Но, так как я нисколько не желаю обратить ваше пребывание здесь в сплошной скандал, то пришел заявить, что вам нечего опасаться какой-либо назойливости с моей стороны. Позвольте добавить, что если б я только мог подозревать в вас такую наивность, то, конечно, отверг бы предложение Юлианны и предпочел бы дать удовлетворение вашему отцу с оружием в руках. Я не мог себе представить, чтобы вы, выросши в доме вашей матушки, где вообще в разговорах и поступках стеснялись мало, не знали того, что было известно любому лакею или горничной на вилле Коллеони. Но раз это так, я уважаю вашу наивность и Не желаю только быть посмешищем, а потому требую, чтобы наружное приличие было соблюдено. Может быть, впоследствии, через несколько лет, вы будете благоразумнее и поймете, что такое любовь…

— Только не к вам, — вспыхивая, прервала его она.

— Чтобы это не было ни к кому другому, за этим я сам присмотрю. Если уж мне предстоит любоваться вами издали, то я никому, конечно, не позволю к вам приблизиться. А на развод не рассчитывайте: я вам его дам в том лишь случае, если это мне будет удобно. Но это в будущем, а теперь я требую, чтобы для света мы были мужем и женой, как и все другие: вы будете называть меня на ты, мы будем делать вместе визиты, вместе кататься и т. д. В этом отношении я полагаюсь на ваше благоразумие. Помните, что по закону, вы — моя жена, носите мое имя и обязаны меня слушаться. Вот все, что я хотел вам сказать; а теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи и откланяться. Ревнивая тень вашей матери не встанет между нами.

Граф направился было к двери, но вдруг снова обернулся к жене.

— Этот коридор ведет прямо в мою спальню, и вы можете запирать его для вашего спокойствия, но для вида эта дверь должна оставаться открытой. Вы меня, надеюсь, поняли? Кстати, позвольте воспользоваться вашей свечой, там темно.

Он взял с туалета серебряный подсвечник, зажег свечу и вышел, но Марина заметила, что рука у него дрожала.

Едва шаги мужа затихли вдали, как она кинулась к двери и закрыла ее на задвижку.

Хаос разнообразных чувств кипел в ней, но сознание, что ока избавилась от страшной неприятности, господствовало над всем, хотя ее давила, как кошмар, мысль, что всю свою одинокую отныне жизнь ей придется играть мучительную комедию с этим человеком, который был ей ненавистен.