— Я это знаю, потому и доверяю вам.
— Но не до конца. Вы сказали мне наверное лишь десятую долю того, что знаете сами.
Светлов колебался лишь мгновение:
— Ну не десятую, а скажем пятую. Но не потому, что не доверяю. Просто не хочу подвергать вашу жизнь опасности. Наши противники начали «Большую игру». Я не хочу их вспугнуть и насторожить раньше времени. Так что я буду иногда действовать через вас. Надеюсь вы понимаете, что сохранение в тайне нашей договоренности — единственная гарантия и вашей, и моей безопасности.
Ильин кивнул:
— Я не первый год в системе. Могли и не предупреждать.
— Не обижайтесь. Мне хочется дожить до пенсии и ловить рыбку у тихого водоема, а не оказаться брошенным ей на корм. Ну все до встречи.
Ильин хмуро кивнул: он уже и сам хорошо понимал, что против своей воли втянут в чужую опасную и рискованную операцию.
Глядя ему вслед, Светлов подумал: «Мне нужен надежный союзник. Но пусть пока поработает втемную. Ему вовсе не обязательно знать, что в деле уже фигурирует три трупа: помимо журналиста боевики Дона успели „подчистить хвосты“ и убрать женщину — челнока, привезшего опасную посылку, и бродягу — случайного свидетеля её убийства. Но пусть пока эти люди, жаждущие богатства и власти не подозревают, что находятся у меня под колпаком».
Светлов вздохнул и, выждав ещё несколько минут, направился вслед за Ильиным к станции метро. Теперь он отвечал не только за свой успех в операции, но и за жизнь этого молодого сыщика, против своей воли вовлеченного в рискованное опасное дело.
— Дон был озабочен: занимающий высокое положение Галстук встречался с ним только в исключительных случаях и срочный вызов в столь позднее время не сулил ничего хорошего. Галстук нервно ходил по кабинету:
— Ты пойми, Дон, это не простая сделка. Мы проводим акцию, способную поменять всю политическую систему в многострадальной России. Мы не можем позволить себе ни малейшей ошибки, даже вот такой малюсенькой.
И Галстук сложил в щепотку три толстых пухлых пальца, наглядно показывая, что даже такое мизерное отклонение от плана допускать нельзя.
— Да, не волнуйтесь вы так, я свое дело знаю. Журналиста, на свою беду пронюхавшего о наших планах, убила одна из многочисленных любовниц. Прах бабы-челнока, привезшей опасную посылку из-за рубежа, развеян над планетой. А вчера ближе к вечеру мне сообщили о трагической гибели её сожителя Анатолия. Беднягу убили по-подлому случайный пассажиры в целях грабежа. Мир его душе. Так что все вроде бы в норме.
— Вот именно, что «вроде бы». Я думал только у нас в стране бардак. А получается везде. Эти чудаки из-за рубежа нам поставили бракованный контейнер. Ну и баба-челнок схватила повышенную дозу радиации. Потому я тебе и приказал её сжечь.
Ну мы и сожгли! И следов нет! Стой, уж не хочешь ли ты сказать, что и мои люди, входившие в контакт с ней, тоже облучились?
— То, что им передалась какая-то доля радиации вполне возможно, хотя и немедленная смерть им не грозит. Но все равно они обречены независимо от облучения. И это ты тоже возьмешь на себя. Но я тебя срочно вызвал по другому поводу. Специалисты утверждают, что баба эта — челнок, почувствовала недомогание и обращалась за консультацией к частному врачу. А тот по закону подлости только два года назад стал народным целителем, а раньше работал в медицинском учреждении, занимающемся как раз этими радиолучевыми болезнями. И по имеющимся у нас сведениям сразу заподозрил неладное. Все ей вопросы задавал наводящие: откуда приехала, не работала ли в рентгеновском отделении в больнице.
— Я понял. Давайте адрес.
— Все должно быть сделано уже сегодня.
— Это невозможно. |