— Жмуркин, — предостерег Витька. — Они с друзьями. И они старше гораздо…

— А мне малолетки неинтересны. — Жмуркин кивнул соседкам. — Вон та рыженькая очень симпатичная…

Генка расхохотался в кулак. Витька тоже. Развоевавшийся Жмуркин выглядел весьма забавно. Парамохин не смеялся, ел бутерброды, картошку, пил коктейль — был занят делом.

— Эй, девчонки, — не унимался Жмуркин. — Идите к нам, я режиссер!

— Может, вломить ему? — громко спросил один из соседей.

Подруга удержала его за рукав.

Жмуркин стал говорить громче:

— Тогда я и говорю Теплякову, слышь, чувел, я к тебе через пару дней подкачу. А Тепляков мне отвечает, заходи и не тяни проволоку, шагай сразу к юристу…

Соседняя компания встала и вышла.

— Дурак ты, Жмуркин, — прошептал Витька. — Зачем?

— А пускай, — Жмуркин махнул рукой. — Надоели мне все они. Одиночество — удел гения. Они все надо мной издевались, а я им вставил!

Парамохин доел свои бутерброды, допил коктейль и сказал:

— Ладно, мужики, я попер. Мне надо еще делов наделать всяких. Вы, если надо, звоните, заходите.

— Мы зайдем, — пообещал Жмуркин. — Твоя доля тоже ведь в клипе есть. И дружбанов твоих. Да и вообще, сам заходи. И если чего надо, и так, просто, с дружеским визитом.

— Угу. — Парамохин пожал всем руки и вышел.

— Девушка, — позвал Жмуркин официантку. — Принесите еще коктейлей. И мороженого. И включите музыку, у вас написано, что живая музыка…

— Живая музыка только на утренниках. У вас утренник?

— У нас обедник, — сказал Жмуркин. — Девушка, вы знаете, а я режиссер…

— Это помешанный, — сказал Витька официантке. — Но вы не бойтесь, он не буйный. Включите ему что-нибудь, радио например. А то он зарыдает и потребует жалобную книгу.

Официантка принесла еще коктейлей и включила радио. Работала местная станция, играла какая-то левая музыка, эстрада, что-то про огромную, как дирижабль, любовь. Жмуркин выразил неудовольствие и собрался уже потребовать перейти на другую волну, как вдруг зазвучали знакомые аккорды. А потом:

Антонов, Петров, Мочалкин,

Телегин, Чупров, Синицин, Галкин…

Жмуркин пролил остатки коктейля на скатерть.

— Что это?! — в один голос спросили Витька и Генка.

— Утром я отнес диск на радио, — в голосе Жмуркина пело торжество. — Им понравилось! Они сказали, что это супер! Глядите! — Жмуркин указал пальцем. — Глядите, это слава!

Официантка протирала стойку и притоптывала ногой в такт музыке.

— Глядите, олухи! — скрипел Жмуркин. — Внимайте, несчастные!

Витька глядел. И Генка глядел. И оба внимали.

— Кис-киc, что же ты скис… — напевала официантка. — Кис-кис…

Витька хотел сказать, что он удивлен, и даже очень удивлен, что он… Но Жмуркин остановил его жестом. Жмуркин наслаждался ситуацией.

„Кис-кис“ закончилась.

— Дайте мне салат, — Жмуркин почти рыдал, — я упаду в него лицом!

— Салат только свекольный, — крикнул повар. — С чесноком…

— Мне нельзя чеснок, я вампир! — крикнул Жмуркин. — Дайте что-нибудь без чеснока!

Генка посмотрел на Витьку. Витька кивнул. Они подхватили Жмуркина под локти и потащили к выходу.