Таня представила, как ветер сдувает с Ратушной площади легкие алюминиевые столики кафе, как носит по брусчатке улетевшие салфетки, как стучит незакрепленными ставнями.

Ей стало весело. Этот город жил по своим законам, и они Тане нравились.

Закапал дождь. Неподалеку сверкнула молния, на стену ближайшего дома упал электрический отсвет. Снова заворчал гром. Прямо над липами загрохотало.

Капли дождя стали крупными. Они тяжело стучали по непокрытой макушке, вызывая неприятный озноб. Дождь барабанил по плечам, по голым локтям, прибивал легкую шелковую юбку к коленям, рождал запоздалую боль в ногах, сбитых бесконечными падениями в подземелье.

Очередная молния расколола черную тучу и по касательной мазнула вдоль башни. В ответ ей с другой стороны тоже полыхнуло, словно кто-то дал ответный залп. Два грома, встретившись, оглушили друг друга. Ветер заволновался, столбом взвился вверх. Липы у Тани за спиной заохали, завздыхали. И сразу стало понятно, почему они такие — каждый раз быть свидетелем столкновения стихий — еще и не так скрючит. И ведь молнии, промахиваясь, не раз били в них. Каждый удар рождал вот такого многорукого монстра.

Ливень ухнул стеной, отгораживая город от всего мира. Он рубил действительность на части, словно хотел уничтожить ее. Молнии сверкали, перегоняя друг друга. Одна, казалось, ударила прямо в макушки лип. Таня вжала голову в плечи и невольно спустилась по ступенькам на улицу. Брусчатка потонула в потоке воды. Она неслась с холма вниз, завихрялась около круглого здания с конической крышей, билась о вековые стены церкви, будто пыталась смыть ее с лица земли. В наступившей темноте только металлические отсветы молний позволяли видеть, что земля еще не разверзлась, что город стоит.

Смотреть наверх было неудобно, вода заливала лицо, делала тяжелыми волосы, неприятно текла по ногам. Туча клубилась вокруг высокого шпиля. Она словно зацепилась за его макушку, и ее теперь крутило на месте, отчего, как из разорванного мешка, из ее темного бока сыпались молнии. Они с яростью бились о медные листы кровли и, отскакивая, отсветами улетали обратно в небо.

— Сюда! Сюда!

Гром кружил голову, поэтому Таня не сразу поняла, что ее кто-то зовет. В том самом круглом здании, что она оставила за спиной, была приоткрыта дверь. Оттуда призывно махали рукой.

— Come here!

Гром, эхом метнувшийся в узком колодце стен, заставил шевельнуться. Застывшие от холодной воды ноги и руки двигались с трудом. Чувствуя себя как бы отдельно от своего тела, Таня забежала в распахнутую дверь.

— Спасибо! — прошептала она.

— Смотрите отсюда! — Пожилой мужчина ткнул пальцем в сторону башни.

Серебристый металлический свет опалил брюхо туч и вдруг высветил нечто невозможное. По границе света и тьмы скользнула тень. Тучи, столкнувшись, уронили на башню молнию, и тут же наперерез ей из тени вывалился сноп огня. Гром разорвал вспышку, гася ее. И все исчезло, превратившись в бесконечный серый дождь.

— И так каждый раз.

Пораженная увиденным, Таня забыла о стоящем рядом человеке.

— Что каждый раз? — Казалось, что голова ее повернулась со скрипом.

— Они бьются.

Гроза уходила. Вспышки сместились к морю, дождь посветлел и поредел.

— Кто? — Таня пыталась рассмотреть хоть что-то, но между облаками больше никто не летал. Только какая-то смелая пичуга возвещала об окончании урагана. Дракон исчез. Если это, конечно, был дракон…

— Небо с преисподней.

Не ожидавшая этих слов, Таня снова посмотрела на собеседника. Это был старик с худым морщинистым лицом. Острый нос, тонкие поджатые губы, темные, слишком яркие для старика глаза.