– Ирина рассказывала про упырей, я не поверил.

«Дура ваша Ирина! – чуть не ляпнул Ленька. – Я же всем говорил, что для родителей мы едем в конный поход». Ирка вышла из машины, кивнула: «Привет» – и покраснела. Вот как с ней дело иметь?

– Она э-э...

– Ну я же крещеная, пап. Вон Ленька всю ночь здесь был, ничего не случилось.

– Что за игры у вас непонятные? Ребенок отпрашивается ночевать на конюшню, рассказывает про каких-то крещеных упырей...

Он оставил Леньке шанс быстро сказать: «Да, это игра» – и наплести хоть что-то правдоподобное. Но воспользоваться шансом ему не дали.

– Па, ты же видишь забор? Зверь разве так поцарапает? Упыри, тебе сказано, что такого-то? Ленька вон...

– Слышал уже! Значит, так: я не знаю, какие у вас там упыри, но ты остаешься здесь со мной или не остаешься вообще.

Ирка покладисто кивнула, ее все устраивало, и полезла в багажник за рюкзаком. Лысый, наконец, вышел из машины, кивнул Леньке и подошел к багажнику помогать. Ленька все еще посматривал на Иркиного отца: взрослые в его планы не входили, хотя... Все равно Ирке дежурить одной, Лысый либо будет работать посменно, либо уйдет в соседнюю деревню. Не помешает же Ирке ее собственный папаша? Лишь бы один к упырям не лез, они взрослых не боятся.

Тренерская Иркиному отцу не понравилась (диван один, посуда старая), и его быстро отправили за раскладушкой. Позвонил Сергеич из Михайловки, доложился, что Леньку он отпросил, и еще, что в Михайловке тоже неспокойно. Кинули жребий. Лысому и Митьке досталось патрулировать Михайловку, на конюшню уже никто не претендовал, ее оккупировали Ирка с отцом, значит, Леньке все-таки ехать в Сходню. Хотел поменяться с Лысым (в Михайловке хоть Фоки нет) и передумал. Что ему теперь Фока с дружками?! Да пусть только подойдет, его порвут свои же за то, что наехал на спасителя!

На занятия Ленька не пошел. Васек приехал быстро, навьюченный, как положено в конный поход, и заявил, что надо ехать сейчас: пока устроится, там уже и стемнеет. Он даже пригнал из Сходни машину, чтобы Леньке пешком не идти, в общем, не до занятий уже было. Лысый и Митька дождались Сергеича, и тот сам повез их в Михайловку.

У Васька был «уазик», потрепанный жизнью, но шустрый. Весело рассекал по лужам и ухабам, Леньку потряхивало, но он терпел. Это в мирное время можно привередничать, а сейчас...

– Какие у нас планы на грядущую ночь? – по-светски спросил Ленька. – Чеснок там, осиновый кол... Наверняка обсудили, пока я спал.

– Обсудишь тут! – Васек вел машину одной рукой, вторая жила своей жизнью. Почесала в затылке, открыла окно, пошарила в бардачке, перебирая древние пленочные кассеты... – Петрович говорит: ерунда это все. Ну колья эти, серебряные пули. Надо вернуть им их лес...

– Как ж его вернешь?

– Вот и я про то. Хотя, я так понял, нужны не деревья, а именно могилки, просто зарыть то, что раскопано.

– Если там не будет никакого фундамента.

– В том-то и дело. Когда мы просто с плакатами стояли, нас игнорировали – и все. А если с лопатами придем ямы зарывать...

– ...заберут в психушку. Там экскаватор нужен, а не лопатки ваши... Слушай, ну можно ведь что-то придумать! Объявить, например, этот лес исторической ценностью. Типа памятник, где двести лет назад преступников хоронили, и затесалась там парочка знаменитых декабристов, например, а?

– Не наскребем на такую взятку. Всей деревне придется продать дома.

Леньке стало кисло. Эти на валочных машинах сами не знают, что натворили, а людям расхлебывать.