Он погружался в нее и забывал обо всех невзгодах, отдыхал и чувствовал себя счастливым: между ног у Зезиньи ду Бутиа пропасть, но там же и тихая заводь, надежное убежище. Они давно неровно дышали друг по другу, еще с тех пор, когда он был бродячим торговцев, а она едва приехала в Итабуну.

Строя воздушные замки в Большой Засаде, воображая себя миллионером, пузатым богачом, в первую очередь он собирался вытащить Зезинью из борделя Шанду, построить ей дом. Он хотел дать ей все, не считаясь с расходами: комфорт, роскошь, подарки, горничную, чтобы ей прислуживала, портниху, чтобы одевала ее как королеву. Он хотел, чтобы проститутка принадлежала только ему, чтобы стала его наложницей, с которой он бы отдыхал от утомительных, хотя и процветающих, дел и семейных обязанностей, — семья занимала мало места в его воображении: послушная и скромная жена, крепкие сыновья.

В бедную комнатенку борделя сумерки проникали через слуховое окно и растворялись в тенях среди грубых хлопчатых простыней. Зезинья изменилась. У нее случилось что-то плохое, раз уж она оставила свою обычную живость. Бессердечная, сегодня она не награждала его прозвищами — Турок такой, Турок сякой, — не подшучивала на ним, не хохотала беззаботно. Пылкая и жаждущая, как никогда, в то же самое время она была грустной, молчаливой, будто острый шип вонзался ей в грудь и терзал ее. Семейные напасти, что же еще это может быть?

Сгустились тени, дело шло к ночи. Освободившись от объятий, запыхавшийся Фадул вскочил с кровати, боясь опоздать на встречу с Фаудом Караном в пивной Ромулу Сампайу, где его друг целыми днями растрачивал свою эрудицию, просвещая городскую элиту в священные часы аперитива и игры в триктрак. Пренебрегая своими профессиональными обязанностями, Зезинья осталась в постели:

— Уже опаздываешь, так ведь?

— Немного. Я должен спешить.

— Беги, не то невеста ждать не станет. Поторопись, пока она не нашла другого и не затащила в постель.

Странные слова, голос наглый и насмешливый. Удивленный, насторожившийся Фадул, заподозрив неладное, так и не натянул кальсоны.

— Невеста? Это что еще за история?

— Отрицать будешь? В Итабуне только об этом и говорят.

— О чем? Давай выкладывай все разом.

— Каждая собака знает, что ты договорился о женитьбе на Жуссе. И у тебя достанет смелости отрицать это?

Подтверждались его наихудшие подозрения: вдова вела себя странно, превращая намеченный визит — зыбкое начало любовной истории — в формальный брачный договор. «Жусса» — уменьшительное от «Жуссара»; Зезинья бросила ему в лицо это прозвище будто оскорбление, пощечину. Застыв с кальсонами в руках, он решил выяснить:

— Жусса?

— Жусса «Бедная я, бедная»! Только не говори, что не знаешь… Давеча Фауд Каран был здесь и сказал: «Знаешь, Зезинья, твой Фадул с ума сошел и решил жениться на вдове Халила Рабата». Я была в ужасе, я не поверила: «Не может быть, я не верю». Но он сказал, что все доподлинно так, что ты станешь новым королем… — Она замолчала.

— Говори уж прямо, выкладывай — король чего? — Он повысил голос, с горечью обнаружив, что стал объектом для сплетен и толков.

— Королем рогоносцев, как покойный Халил, добрый человек, который умер от слишком тяжелых рогов.

Этого Фадул не ожидал, он не был готов к внезапному открытию — ему будто обухом по голове дали. Он вытаращил глаза, разинул рот и сглотнул:

— А покойный был рогоносцем? Ты не врешь?

— Если ты мне не веришь, спроси у Фауда — уж он-то точно знает. Спроси у кого хочешь. В Итабуне любой знает, какая у Жуссары слава.

В затуманенных глазах Фадула стояла непорочная кабокла в глубоком трауре.