— Да, записи уничтожены, но вы наверняка сохранили их в памяти. И от этого мне становится жутко.

— Вы правы, Шелл, — кивнув, твердо произнес доктор. — Я им солгал, потому что не хотел на них работать. Свою жизнь я посвятил спасению людей, а служить дьяволу отказываюсь.

Баффингтон так спокойно говорил о страшных вещах, что у меня от ужаса на голове зашевелились волосы.

— Надеюсь, что никому не удастся вас переубедить, доктор, — сказал я.

Бафф нетерпеливо побарабанила по столу своими изящными пальчиками с красным маникюром:

— Ну, хватит об этих ужасах. От ваших разговоров у меня просто кровь стынет в жилах. Будете продолжать в том же духе, подцеплю себе в ухажеры какого-нибудь латиноамериканца. Вы заметили, сколько здесь симпатичных мужчин? А женщин?

— Да, — согласился я.

— Он-то уж точно обратил на них внимание, — вновь поддела меня Моник.

— Конечно, но в сравнении с такими персиками как вы...

— Не называйте меня персиком, — недовольно произнесла Бафф.

— Женщины всегда заставляют обращать на себя внимание, даже в Мексике, — заметил я, и это было сущей правдой.

Как мне показалось, нигде, даже в Голливуде или Лас-Вегасе, я не видел столько потрясающе красивых женщин, как в Мехико. Причем каждая из них имела грудь, а не какие-нибудь там прыщики. Но поведать этого ни Бафф, ни Моник я, естественно, не мог.

Пока девушки переговаривались между собой, я посмотрел в зал и заметил одного из «симпатичных» латиноамериканцов, о которых упомянула Бафф. Это был крупный, на вид немного грубоватый мексиканец, на которого я еще некоторое время назад обратил внимание — жгучий брюнет с кудрявыми волосами, большими усами и широкой, словно у атлета, грудью. Короче, этакий Хемингуэй латиноамериканского разлива. До этого он ненадолго куда-то выходил из зала и вот теперь, вернувшись, сидел один за соседним столиком и сверлил взглядом Бафф. И, как мне показалось, довольно нагло.

Многие мексиканские мужчины обращают внимание на красивых женщин и, в отличие парней из Калифорнии или Нью-Йорка, не скрывая своего восхищения, смотрят на них в упор. Но не так вызывающе, как делал этот малый. Теперь мне не нравилось в нем буквально все — и то, какими масляными были его глаза, скользившие по Бафф, и то, как шевелил он при этом губами, а может быть, даже и ушами.

Я пытался не обращать на него внимания, но это мне не удалось.

— Кажется, вы ему понравились, — обратился я к девушке.

— Да, похоже, — откликнулась Бафф. — Скорей бы он ушел из ресторана.

Но мексиканец не уходил. Он еще с минуту буравил глазами Бафф, а потом поднялся, подошел к нам и, слегка наклонившись над девушкой, заплетающимся языком произнес:

— Привет, крошка. Я закажу для тебя выпивку.

Он был пьян, но по-английски говорил отлично.

Бафф отвернулась от него.

— Нет, спасибо, — спокойно сказала она.

— Давай повеселимся, — предложил он. — Тебе понравится. Мы с тобой...

— Пошел вон, — оборвал я его. — Ну-ка топай отсюда.

Мексиканец медленно повернул голову и уставился на меня.